Филипп Марков - Охотникъ. Исторический роман

Ефрем Сергеевич на секунду задумался, издал глубокий сиплый вздох, положил ладонь на лоб и сдержанным тоном произнес:

– Жора, ты просто не понимаешь. Кроме тебя у меня никого нет, никого. Я очень сильно переживаю, ведь ты мне как сын.

Георгий заметил, как глаза Ефрема Сергеевича моргали все чаще, стали влажными и заблестели. Купец нервно дергал себя за ус и то и дело отирал платком выступившие на лбу капли пота.

– Дядюшка, не убивайтесь вы так! Вы ведь тоже мне как отец родной, где б я оказался сейчас без вас? В канаве, наверное, с дыркой в голове за карточные долги, – своеобразно выразил свои чувства племянник.

Ефрем Сергеевич только заохал, мотая головой.

– Но я ведь живучий, что мне будет! Четыре месяца и все станет как прежде, вернусь в Томск иным человеком, заживем! – попытался успокоить он купца,

– Эх-х, сильно в этом сомневаюсь. Ладно, Жора, ступай, ступай. У меня дел невпроворот, надо организовать доставку коней в мобилизационные пункты, а еще с автомобилем разобраться, его тоже отобрать хотят, лихоимцы, – решил сменить напоследок тему Ефрем Сергеевич.

Купец Артемьев был одним из немногих в Сибири счастливых обладателей автомобиля. На всю Сибирь насчитывалось всего около тридцати машин, одна из которых, Руссо-Балт С-24/30 VII серии с кузовом дубль-фаэтон, принадлежала Ефрему Сергеевичу, приобретенная им в 1911 году и доставленная прямиком из Риги. Штуковина была не из дешевых, но зато подчеркивала высокий статус богатого купца. Владельцами «Руссо-Балтов» были великий князь Константин Константинович Романов, великая княжна Мария Павловна Романова, граф Сергей Витте, промышленник Эдуард Нобель, а также многие другие знатные и богатые особы.

Георгий обожал этот автомобиль, красного цвета с открытым верхом. Дядя научил его водить и любезно позволял возить его по своим многочисленным делам. Георгий всегда соглашался на это с большой охотой.

– Вы уж разберитесь там, дядюшка. Жаль было бы потерять такого красавца, – обрадовался смене темы разговора, одновременно переживая за судьбу автомобиля, Георгий.

– Уж постараюсь. Ладно, ступай, Жора и вправду дел уйма, завтра в храм, надо молебен отстоять, не проспи – закончил разговор Ефрем Сергеевич.

Ранним воскресным утром Ефрем Сергеевич с Георгием разместились в карете частного экипажа купца, отправившись в Троицкий собор на Новособорную площадь Томска.

Собор был выстроен в русско-византийскомстиле крестово-купольных церквейи напоминал московский Храм Христа Спасителя. Он имел пять луковичных куполов без отдельно стоящей колокольни. В колокола били в двух боковых западных башнях. Собор в виду своего расположения был одним из центров общественной жизни. При храме организовали хор с великолепными сопрано, тенорами и величественным басом. Управлял хором известный губернский дирижер и композитор А. В. Анохин, а четыре года назад службу в данном соборе посещал сам П. А. Столыпин.

Георгий с Ефремом Сергеевичем прибыли к началу литургии. Купец тяжело дыша высадился из кареты и пошел вперед по дорожке, Георгий задержался, о чем-то болтая с кучером, но вскоре нагнал дядю. Вдоль дороги к храму сидели нищие, собиравшиеся ближе к службе вокруг собора. Георгий с дядюшкой, проходя мимо, подсыпали им монет и, троекратно осенив себя крестным знамением перед входом, вошли внутрь.

Читались молитвы перед исповедью. Георгий не соблюдал пост перед таинством, но решил попробовать спросить дозволение к причащению у священника в связи с предстоящей поездкой.

Артемьев отстоял длинную очередь, подойдя к молодому священнику с тонкой русой бородкой и длинными волосами, затянутыми в хвост. Георгий подошел, наклонив голову и начал перечислять содеянное им за последнее время. Священник слушал, пока Георгий не остановился.

– Есть еще кое-что, – тихо произнес Артемьев.

– Говорите, не стоит укрывать грех пред лицом Господа, – назидательно сказал священник.

– Кажется, я хотел или даже совершил нечестный поступок, дал человеку взятку за то, чтобы тот освободил меня от фронта.

– И он освободил? – еле слышно вымолвил священник.

– Не совсем так, я не буду в армии. Но, наверное, окажу какую-то помощь в тылу на пороховом заводе, – также шепотом продолжал Артемьев.

Священник какое-то время молчал, а затем спросил:

– Как вас зовут?

– Георгий.

– Раскаиваешься ли ты в содеянном, раб Божий Георгий?

Артемьев нахмурился.

– Да, – подумав ответил он.

– На все воля Божья Георгий, и Господь в конце концов управит, как должно, главное держите покаяние в сердце, – произнес священник, – не держите ли на кого-то зла или обиды?

Артемьев подумал о Ступине, убившем его коня.

– Н-нет, – с запинкой ответил он, – держал, но потом понял, что сам был виноват.

Священник больше не стал говорить ничего наставляющего, накинув Артемьеву на голову епитрахиль:

– Да простит Господь прегрешения рабу Божьему Георгию.

Георгий поцеловал крест и евангелие, получил благословение на причащение и отошел в толпу прихожан в ожидании выноса чаши. Он не мог сосредоточиться на службе, отвлекаясь на посторонние мысли. Он думал о том, что его ждет в далекой столице, действительно ли будет все так просто, как большинство о том говорит. Пытался представить жизнь вдали от близких ему людей, не вполне осознавая, каково это быть самостоятельным, решать проблемы без помощи богатого дяди, без его связей и многочисленных знакомств. Он понимал, что по-настоящему никогда не нес никакой ответственности, не принимал последствия своих поступков.

Басистый голос священника запел «Символ Веры», и народ хором подхватил пение молитвы. В основном распевали невпопад, но слышались и красивые голоса. Артемьев мысленно вернул себя на богослужение. Пропели «Отче наш», и два священника вынесли большую золотую чашу из алтаря. Причастившись, и поцеловав крест, Георгий отстоял молебен и поставил свечи. Наконец ворота в алтарь затворились, и можно было покинуть храм. Он вышел на воздух, переговариваясь с дядей. Оба они были в хорошем расположении духа, преисполненные благодатью после прикосновения к святому таинству.

У Георгия накануне отъезда накопилось множество дел. Необходимо было посетить военное присутствие для подписания каких-то бумаг, навестить матушку, повидаться с Лизой, ну и собраться с университетскими друзьями, с которыми он старался поддерживать связь и после отчисления.

Агриппина Владимировна, урожденная Платонова, недолго вдовствовала после смерти мужа Сергея Сергеевича Артемьева. Муж ее был на двадцать лет старше своей супруги и на момент его скоропостижной кончины, она оставалась молода, хороша собой и способна к рождению детей. Ее заметил один из мелких томских дворян, титулярный советник Павел Симеонович Верхневицкий. Он был приветлив и обольстителен, покорил вдову своим красноречием и красивыми ухаживаниями.