Карина Давтян - У Земли другие координаты. Вторая часть трилогии «Стеклянный город»

Он заметил и меня, когда я безразлично прошёл мимо. Конечно, мне не было всё равно на семью Арианы, но я не мог смотреть им в глаза и разговаривать с ними после произошедшего, ведь я чувствую огромную вину за то, что не смог спасти их дочь. Хотя, в первую очередь, эту вину я ощущаю перед самим собой. Надо было хватать Ариану, и, если бы пришлось, насильно затащить её на корабль, где она была бы уже в безопасности.

И сейчас я ещё больше ненавижу себя за то, что готов пожертвовать всей её семьёй лишь бы только она была жива и стояла рядом со мной. Пусть бы Ариана ненавидела меня, пусть навсегда бы отвернулась – всё равно она была бы жива, и ценнее этого для меня ничего не может быть. Только её жизнь являлась для меня бесценной, и именно этого я лишился.

Два дня и три ночи – в этом коротком сроке заключалась вся моя жизнь. Слишком мало для возможного века существования. И слишком ценно, чтобы просто отпустить. Время сможет залечить эту рану только в том случае, если повернёт вспять. Но обратный путь не подвластен временному измерению, а значит, в моём сердце всегда будет кровоточить шрам.

Я шёл по песчаному берегу, оставляя глубокие следы в рыхлом горячем песке. Жара наконец начала отступать, но душный ветер по-прежнему затруднял дыхание. Непривычно длинные волны начинали образовывать гребни далеко от береговой линии и доходили до моих ног только холодной пеной. Солнце уходило за горизонт – туда, где на тихоокеанском дне покоился затопленный город. Нет больше Пирамиды, нет дома, нет тех людей, что наполняли его повседневной суетой. Ничего нет.

Как быстро всё случилось. Сутки назад мы гуляли с Арианой по развлекательному центру, затем отправились в Моден Раунд. Могли ли мы тогда подумать, где окажемся сегодня? Конечно, нет. Когда человек счастлив, он не думает о завтрашнем дне, а живёт сегодняшним, ведь ему кажется, что так будет всегда. Но прежнего уже никогда не будет.

Со стороны лагеря послышалось тихое жужжание и шуршащие по песку шаги. Игрушечный флайтер облетел меня и помчался навстречу очередной прибывающей волне. Кто-то остановился совсем рядом, чуть позади меня. Я знал, что если обернусь, то непременно встречу сожалеющий взгляд сине-голубых глаз.

– Ты не виноват, – хриплым ломающимся голосом проговорил Аллен.

Что-либо отвечать я не спешил. Сделав глубокий вдох, я опустил руки в карманы своих чёрных штанов, наблюдая за плавным полётом флайтера. Тут же в голове всплыла картинка проносящейся мимо моего балкона огромной машины, которая на несколько секунд затмила собой тёмно-бордовое небо.

– Расскажи… о ней, – зачем-то попросил я. – Ты ведь хорошо её знал.

Аллен сделал шаг вперёд, поравнявшись со мной.

– Я знаю её как сестру, – начал он. – И она самая здоровская сестра на свете. Всегда трепала мне волосы… Я делал вид, будто мне это не нравится, но на самом деле было приятно. Бо́льшую часть времени сидела в комнате и учила уроки, иногда просто лежала на кровати и, глядя в потолок, о чём-то думала. Не любила смотреть вечерние новости и кушать смеси.

На этих словах я горько усмехнулся, проговорив:

– А кто их любит?

Он пожал голыми плечами и продолжил:

– Мне нравилось рассказывать ей о том, что я узнавал на очередных технологических курсах. Не знаю, было ли ей интересно, но она всегда терпеливо слушала до конца. После этого я обязательно спрашивал, как её дела, а она неизменно отвечала: «Всё хорошо». Только один раз я услышал от неё слова, что всё замечательно. Это было три дня назад, когда, после новогодней ночи, она вернулась домой под утро с усталым, но невероятно счастливым видом. – После недолгого молчания, он добавил: – Она любила тебя.

Она любила меня… Но успела сказать об этом лишь единожды, до того, как я оставил её одну за дверью своей виллы.

Она любила меня… И за то, чтобы ещё хоть раз услышать от неё эти слова, я готов отдать всё, но даже этого слишком мало для суровых законов природы.

Она любила меня… И я любил. Вот только понял это слишком поздно, из-за чего мной впустую были потрачены полгода жизни. Это вечность по сравнению с тем, сколько времени мы провели вместе.

Она любила меня… А я не смог её спасти.

Глаза неприятно обожгло от подступивших к ним слёз. Я сомкнул веки, и на ресницах повисло несколько солёных капель. Сорвавшись вниз, они оставили на горячей щеке мокрые дорожки и упали в воду, что пенилась под ногами. Волна унесла непрошеные слёзы. Пусть они были лишь песчинкой в океане, но когда-нибудь эти песчинки достигнут того места, где навсегда застыли осколки умершего города, оставившие в моём сердце неизгладимую рану.

– Повреждён лучезапястный сустав, а также наблюдается разрыв связок кисти левой руки. Неполный перелом малоберцовой кости, смещение седьмого и восьмого ребра на той же левой стороне. Рассечена правая бровь. Черепно-мозговые травмы по первым данным отсутствуют. Многочисленные порезы на коже. Три из них неблагоприятного характера, из которых пришлось извлекать осколки. Жизненно важные органы задеты не были, но немного нарушены зрительные рефлексы. Могут быть проблемы с фокусировкой, но это исправимо, если она даст согласие на оперативное лечение. Полагаю, это произошло из-за чрезмерного светового воздействия, что оказала вспышка астероида. Общее состояние удовлетворительное. Концентрация морфина в крови значительно снизилась, поэтому она может проснуться в любой момент, – закончил врач, в речи которого слышался лёгкий акцент.

– Дайте ей обезболивающее, – с некоторой заботливостью проговорил мужской голос.

– Только когда она придёт в сознание, – ответил другой.

«Я в сознании», – хотелось сказать мне, однако какая-то трубка в горле сильно мешала.

С трудом мне удалось разлепить глаза, но, вопреки ожиданиям, их не ослепил свет. Помещение было мрачным, с серым, будто глянцевым потолком, нечётко отражающим комнату. С правой стороны находилось большое окно, которое выходило на какой-то коридор. В свете приоткрытой двери мелькали чьи-то тени, откуда и доносились голоса.

Дышать было тяжело, так как грудь туго стягивал лечебный корсет. Аналогичное сдавливание чувствовалось и на левой ноге. Протянутый к горлу через носовой ход зонд затруднял глотание и вызывал рвотный рефлекс. Я потянула руку к трубке, но дёргать побоялась. Её противоположный конец, должно быть, находится где-то в области моего желудка, и одним неправильным движением я могу повредить слизистую. От этой мысли стало ещё неприятней.

Не успела я опустить руку обратно, как в палату влетел врач с седыми волосами, но не согнутой временем спиной.

– Не нужно так делать, – обеспокоенно проговорил он, подходя ко мне и поправляя крепление зонда.