Геннадий Мурзин - Извивы судьбы. Современный любовный роман

Трогаясь с места, Вера ревниво заметила:

– Кто поверит, что такой парень останется в Уссурийске без внимания?

Алексей прикоснулся ладонью к ее волосам и ответил тем же:

– А кто поверит, что такая крутая москвичка и плюс необыкновенная красавица скучает в одиночестве? Но я верю и считаю, что невозможное возможно.

Черная «Волга» наконец-то вырвалась на автостраду и набрала скорость.

Девушка сказала:

– Обменялись колкостями и будет. Теперь, Алёша, – помолчим. Я не тот водитель, который может себе позволить разговаривать за рулем. К тому же густой поток встречного транспорта.

Алексей согласно кивнул и, пересиливая себя, замолчал. Да, замолчал, но кто может запретить, не мешая никому, думать? Следовательно, сидит, а голова забита мыслями. Искоса поглядывая на девушку, он пытается ответить на вопрос: изменилась ли за год и в какую сторону? Внешне, пожалуй, даже еще больше похорошела. Но некоторая скованность во время встречи ощутима. Год назад девушка была веселее и проще, а сегодня… Ревнивым уколом прозвучал в нем вопрос: «Не появился ли соперник-ухажер?» Тотчас же попытался себя успокоить: «Но встретила его, а могла же… – глядя в боковое окно, качнул головой. – Это ни о чем не говорит: встретила, потому что долг вежливости обязывает и не более того… Встреча получилась какая-то не такая».

Откуда было знать, что девушка думала в эти минуты о том же самом? Конечно, некая угловатость и сдержанность в Алексее и год назад была очевидна. Он – не легкомысленный Никитка, ухажер ее подруги. Таким Алексей и год назад был. Сейчас? Изменился: повзрослел, возмужал и еще больше построжел. Вспоминая первые секунды встречи, Вера думала: «Не такой, как был… Мог бы и обнять ее крепко, и поцеловать. А почему нет? Соскучились же!.. Это я соскучилась, а он?.. Получается, что нет. Такова цена письмам, в которых он… Все так, но если честно, сама-то разве не могла кинутся парню на шею? Могла, но не кинулась, – девушка тяжело вздохнула. – А как хотелось!.. Между нами какой-то барьер, преодолеть который мы так и не смогли… Сможем ли?.. И если так, то стоит ли ехать на юг?»

Слева и справа замелькали московские высотки. Поток транспорта стал еще гуще.

Алексей спросил:

– Прости, а куда мы едем?

– Известно, Алексей: ко мне, то есть к нам… Родители готовятся… ждут… Пора тебе с родителями познакомиться.

– Да? Но я, Вера, так не думаю… Считаю, что рановато… Наше время не пришло.

Вера, на удивление, быстро согласилась.

– Хорошо… Ты – мужчина и за тобой последнее слово. Только… Родители обидятся, особенно отец, который так ждал этой встречи.

– Передай мои извинения. Все-таки длинный перелет… И завтра рано утром – снова на аэродром. Так что проще ночь мне провести в гостиничном номере.

– Хорошо, Алексей.

Показался шпиль высотки, а потом и сама гостиница «Украина», Вера свернула и подъехала к подъезду. Осинцев вышел, взял чемодан. Вера отогнала машину в сторону, чтобы не мешала, заглушила двигатель и также вышла. Подошла к нему, взяла за руку, прислонила голову к его плечу.

– Идем устраиваться на ночёвку.

– Но… Вера, завтра рано вставать… Поезжай… С устройством моим не будет проблем. Да и родителей надо предупредить, что меня не будет. Чтобы не беспокоились.

– Разговорчики в строю! – шутливо прикрикнула Вера. – А насчет родителей… В холле есть телефоны-автоматы, сейчас же позвоню.

На оформление у администратора ушло не больше десяти минут. Поднялись на девятнадцатый этаж, дежурная по этажу, получив на руки направление, выдала ключ от номера.

– Так… – внимательно разглядывая спутницу, сказала дородная женщина с копной ржавых волос. – Предупреждаю: гости – до двадцати одного часа.

Вера густо покраснела. Алексей пояснил:

– Не беспокойтесь, пожалуйста. Девушка лишь на минуту… Она коренная москвичка и ваш номер ей без надобности.

– Обязана была предупредить, – дежурная отвернулась.

– А… простите, номер мой в левом крыле или в правом?

– Правом, – не обернувшись, ответила она.

Вот и номер. Одноместный. Уютный. Алексей подошел к широкому окну, распахнутому настежь, из которого виднелись мост через Москва-реку и здание «СЭВ». Подошла Вера. Закрыла створки.

– Не чувствуешь, Алёша, как тянет прохладой и сыростью? Не хватало, чтобы просквозило, – Алексею почти материнская забота, о которой он стал уже забывать, пришлась по душе, поэтому не стал возражать. – Так… Ставь чемодан на место… Ты проголодался… Идем в гостиничный ресторан.

Осинцев попробовал возразить.

– Перекусить можно и в буфете на этаже.

– Можно, но не нужно. Тебе после такого перелета не перекус нужен, а плотный ужин, с борщом и прочим.

Часа полтора сидели в ресторане. Сидели и разговаривали. Так… Ни о чем… Потому что за этим же столиком сидела японская пара, явно понимающая по-русски.

Вера, дав парню соответствующие инструкции, не поднимаясь на этаж, уехала. Он, помахав в хвост машине, поднялся к себе, напрочь забыв про девичьи инструкции, бухнулся в кровать и уснул. Слава Богу, телефон молчал и не помешал проспать до утра.

* * *

Из дневника Веры…

2 августа, понедельник. Прилетели в Сочи без задержки. В отличие от Москвы, юг нас встретил солнечной погодой: сказали, что 35 в тени. Устроившись и пообедав, отправились на пляж. И пробыли там до ужина.

Поднявшись на свой этаж, Алексей проводил меня в мой номер, вошел первым, для чего-то внимательно осмотрел оконные запоры-шпингалеты. Меня разобрал смех. «Не бойся, – сказала я, – никто не украдет. Здесь таких немало». Алексей, хмыкнув, ответил: «Таких здесь нет» Я протянула: «Ну, да». Он ответил: «Не да, а так точно». Потоптавшись с минуту на одном месте, ушел, строго предупредив: «Дверную защелку поворачивай дважды». Я рассмеялась, но ничего не сказала. Могла остановить, но не стала. Впереди полных двадцать восемь дней… Сегодня – хватит: то ли устала, то ли смена климата, то ли еще что-то.

3 августа, вторник. На море – штиль и мы долго катались на катамаране. Алёша, кажется, потихоньку приходит в свое естественное состояние: шутит и говорит, не переставая ни на минуту. Сегодня за голые плечи даже дважды приобнял. Подвиг… Приятен! Хотя… Мог бы и позволить большее. Деликатничает и не форсирует события. Другие парочки, вон, в первый же вечер… Такое вытворяют, что ахнуть можно… То, что беспокоило моих родителей. Вернусь, порасскажу им, пусть вдоволь поахают. Их же дочь – примерная… Как пионерочка, которой не двадцать два, а двенадцать. Кто там от нас потребовал «беречь честь смолоду»?

4 августа, среда. Когда после обеда мы сидели на топчане и глядели на разволновавшееся море, Алёша вдруг заговорил про своих родителей. С чего бы? Повода, вроде, не было. Наверное, по ним тоскует. Только никому этого не показывает. Какая воля у Алёши?! Я слушала и не прерывала. Он должен был выговориться. Когда закончил монолог, я дотянулась до его щеки и, ни слова не говоря, поцеловала. Увидела, как хмарь с его лица будто ветром сдуло. Это моя первая инициатива. Алёша, я думаю, именно это оценил. Потом мы долго-долго бродили, взявшись крепко за руки, вдоль берега на этот раз бурливого моря, накатывающего на берег огромные темно-синие волны, приносящие с собой и устилающие песок длинными водорослями.