Виктор Уськов - Коротенькие рассказики. Том II

Был у меня приятель Анатолий Русенков. Где-то на стройке – он был одно время строителем – подцепил заразу, гонорею. Переспал с молодой женой. Женщины, как известно, гораздо позднее узнают ЭТО, мужчины – где-то через три дня. Ну, мне он не врал. Говорит:

– Можно я у тебя сегодня побуду? Переночую. А утром я уеду из дому.

– Толя, а что случилось? Ты говоришь такие серьёзные вещи.

И он мне всё рассказал.

– Домой я не пойду. Рубаха-перемываха на мне. Всё на мне. Матери ты скажешь, что уехал срочно в дальнюю командировку.

– Ну ладно, я-то скажу… Но тебя я всё равно сейчас отвезу к жене, честно расскажу всё, может, она тебя, как её зовут? – Лида, – может, она ещё простит тебя дурака.

– Тогда я в жизни не свяжусь ни с какими бабами!

– Ну, поехали, я «запрягая своего коня».

Хоть я играл на баяне у него свадьбу, но всё равно он мне говорит и показывает дорогу. Приехали. Я захожу, а Толя остался в машине.

– Так и так, – говорю я, – Толя не хочет жить. Но я его уговорил лучше уехать, потом, когда всё успокоится, возьмёт отпуск и приедет.

Лида поняла меня, что я не шучу.

– Везите меня, где он? – спрашивает она меня.

– Он в машине на улице. Мы подъехали…

– Пойдёмте, – только одно слово сказала она.

Мы вышли на улицу. Толя ходил возле машины. Я всё понял и говорю ему:

– Ну ладно, я поехал.

Сам быстро завожу машину и уезжаю. Я оглянулся и в зеркало увидел, как она прижала его к своей груди, а руки её были брошены на плечи Анатолия. По всему видно было, что она простила и пожалела его.

– Ну вот, – подумал я, – а жить не хотел…

На повороте я успел заметить, что они идут рука об руку.

– Наверное, к матери, – решил я.

Я искренне позавидовал, что он нашел сое счастье. Боюсь, только, оценит ли он, сбережет ли её любовь? Ведь мы мужчины, к сожалению, не умеем ценить и беречь чистоту своих жён, а подчас из-за неуважения сами толкаем их в грязь… Но не надо забывать, что женщины относятся к слабому полу.

– Вот так, ребятки, а вы говорите…

И мне показалось странным, что мужчины молчали.

Нас было много в классе – сорок человек в первом классе. Мать сшила мне сумку из лоскутов – она была единственная в деревне портная и шила всем за деньги. Мать сразу говорила, сколько стоит. Но много не брала – знала, что денег у деревенских колхозников нет. Отвлёкся я.

Итак, самой учительницы уже нет в живых. Я был случайно на кладбище. И прочитав, обомлел! Она, первая моя учительница, уже похоронена, значит, и мне скоро пора, ей было восемьдесят! Она же нас учила!

Первый раз ей доверили класс после учебы. Вот здорово! Прошло много-много лет! Она учила нас ещё в войну. Правда, один год. Затем война закончилась. Мы были первыми её учениками. Звали её Таисья Павловна.

Дело в том, что в войну и после войны нам не хватало учебников. А тогда давали их бесплатно. И никого не удивляло, что давали их на несколько человек. Например, «Родную речь» дали даже на четырех человек.

Меня посадили за одну парту с Юриком Колябой. Так его все дразнили – голова у него была большая и немного раздвоена. Наверное, поэтому его и прозвали «Колябой». Ему дали отдельно учебник «Букварь». Дали и сказали:

– На двоих с Уськовым.

А мы с ним сидели за одной, повторяю, партой. Когда его спрашивали, он читал плохо. Я учил до занятий наизусть, на память. Я читал быстро и громко, так, что все сорок человек смотрели на меня.

Знала учительница или нет, что я читаю по памяти, но меня она стала просить читать очень редко.

Вот и все наши дела с Юриком Колябой.

Он бросил её с тремя детьми, сказав при этом: «Возись со свои скотом, тебе только скота и надо!»

Кузьма работал плотником. Как раз ремонтировали двухэтажный дом, вот, они и познакомились с Тамарой Прокопьевной, с её мальчиком Сашей. Дома говорил при том:

– Сегодня суббота. Холодает. Торопят. Опять работаю.

– Надо, так иди, – говорит она.

Муж её звал Люсей, Людмилой, значит.

Так продолжалось недолго. Людмила стала замечать новое в его поведении. Стала говорить ему. А он ушел на станцию, где ремонтировали брусовый дом и не вернулся.

Новая жена Тамара работала в совхозе дояркой. Удобно было заходить в обед – она всегда дома. Мальчик ходил перед школой в детсад.

Девочке его Насте шел шестой годик. Та спрашивала мать:

– Когда папа вернется?

Мать врала дочери, что. Когда много денег заработает. Затем врать ей надоело и сказала дитю своему:

– Папа твой ушел к другой маме и больше не придет.

Настенька стала думать, думать о папе. Душа была эмоциональная, очень чувствительная. Сначала стали замечать соседи, что заговаривается Настя, затем мать стала больше разговаривать с Настей, затем повела её в больницу. Там проверила фельдшер и сказала маме:

– Вы, что, не видите, что она заговаривается? Ваша дочь растет умалишенной. Повлияло, видно, то, что ушел от вас папа. У неё тихое помешательство. Она неизлечима. Только поддерживается. Мать заплакала.

– У меня старше её немного – их ещё двое, все мальчики.

– Ну ничего, отдашь её в специальный дом, где их учат читать, писать, а сама занимайся с ребятами.

Мать ещё пуще заплакала. Вдруг открывается дверь, и входит дочь.

– А почему ты плачешь?

– Да так, захотелось маме.

И перестала плакать. А дочери, Насте понравились медицинские инструменты.

– Пойдем, Настя, домой.

– Возьми всё это, – говорит Настя и показывает на медицинские предметы.

– Нельзя, доченька, – и снова зарыдала мать…

Танцевали в клубе они все время вместе. Один раз другой парень с ней был – один только вальс станцевал, но Женя что-то сказал ему и он больше не приглашал.

А Женя не отставал весь вечер.

Но до своего дома она пошла одна. Она фактически сбежала от солдата. Идти со станции надо было одной целых четыре километра! Было ещё светло. Летнее время! Вдруг её догоняет тот самый в отпуске солдат, который весь вечер танцевал с ней. То-ли он следил за ней, то-ли ему кто сказал… Но он пристал к ней, говорил: «возьму замуж, буду писать остаток дней».

Как мне было рассказано позднее, он был со станции, отслужил свое, осталось несколько месяцев, когда солдаты начинают оставшиеся дни считать. От него пахло мужскими духами. Ну, чем не жених, чем не мужчина! И робу свою солдатскую не снял, как другие…

Ей было девятнадцать лет. Деревня её называлась «Зырянка». От неё пахло цветами, носик прямой, горячий, сама вся горячая. Ну, чем не невеста, чем не будущая жена для мужчины! Училась она в областном центре, перешла на следующий курс. Училась, кстати, на фельдшера-акушера.

«Всё, он на мне женится. Я так решила. Письма буду ему писать…»