Эдуард Севостьянов - Сто страниц бреда. Повести. Рассказы

Он надвигался подобно ветру, порывисто, казалось, он не идет, а играет со своей тенью.

Глаза закрывали темные очки, а на шее болтался какой-то клык. Тяжелый подбородок оброс трехдневной щетиной. Черные вьющиеся волосы падали на плечи. Рот чуть приоткрыт, в уголке губ торчит сигарета.

Он остановился, прервав свою игру с тенью, выплюнул окурок, а тот ударился о землю, раскинув созвездие искр. Я мог его видеть, но расстояние было достаточно велико. Но каждую ночь он приближался, и вот однажды…

Был солнечный июльский день. Я сидел, как всегда, во дворе дома на скамейке, потягивая портвейн из нагретой солнцем бутылки. Вдруг что-то изменилось так внезапно, что нельзя было сказать, что именно, но небо словно вздрогнуло, зашевелилось голубым одеялом над головой… и тут я заметил, что вдалеке бежит человек, вернее, не бежит, а… ну, словно его ветром несет. Ближе, ближе, ближе, и уже можно рассмотреть голубые джинсы, укороченную кожаную куртку. «клык» на шее. Слышно, как хрустит под ногами трава бутылочного стекла, и самое странное – он, как и во сне, создавал впечатление надвигающегося Чего-то.

На этот раз он подошел вплотную и сказал:

– Лизард, – и протянул руку. Рука оказалась крепкой, но не мозолистой, как у отца. Мне тоже захотелось назваться, но он перебил меня:

– Ты знаешь, мир – он как женщина. Надо его полюбить и доказать свою Любовь. Тогда он тоже полюбит тебя…

Возникла пауза, во время которой Лизард вытащил сигарету, размял ее, прикурил, жадно втягивая дым. Потом взял мой портвейн и сделал добрый глоток, настолько добрый, что бутылка подмигнула мне своим донышком.

– А еще я думаю, тебе стоит побродить со мной – после этой фразы, он допил остаток и вернул мне бутылку.

– Ну, что сидим, пойдем…

Все вокруг изменилось. Мир, казалось, затихший, вдруг обрушился, словно волна, на барабанные перепонки всей тяжестью своих децибел. В мозгу стали шуршать перфоленты образов, рождая самые немыслимые сочетания, а Лизард шел вперед под скалистые уступы высоток.

– Эй, ты что? Заснул, что ли? – Лизард остановился и ждал меня шагах в двадцати.

Я сглотнул и попробовал что-то сказать, но из горла вырвался хрип.

– А… все… понял, – он подошел вплотную, – не привык, да? Ну, ничего, потихоньку-полегоньку.

Слова его, казалось, обладали какой-то силой. Я приходил в себя, словно ныряльщик, который слишком долго был под водой, сердце бешено стучало, в глазах прыгали золотистыми рыбками искры.

– На, закури, – он достал пачку каких-то странных сигарет, длинных, тонких, со слабым запахом лимона.

Я с благодарностью кивнул и полез за спичками, но тут мне в голову пришло, что сам он курил другие сигареты, обычные, скорее всего JPS. Я затянулся, в голову проник туман никотина и еще чего-то, сразу облегчающего.

– Почему трехногий? – спросил я, рассмеявшись. Весь мир был теперь смешным и покачивающимся.

– Потому что велосипед трехколесный.

Я стал хохотать и вдруг увидел, что изо рта идет пар, а при каждом звуке этот пар меняет цвет. Это раззадорило меня еще больше. Хохот рвался фонтаном из легких, а Лизард превратился в ящерку и прыгнул ко мне в карман.

– Я знаю эту игру

Нужно тайком пробраться в мозг,

Ползком проползти в город Безумия, – зашептал он мне в ухо…

Похоже, улица раздвинулась или свернулась в узкую щель темного окна кухни с тремя свечами, стоящими на подоконнике между цветов. Пьяный бородатый мужик спрашивал меня, впрочем, не надеясь на ответ:

– Ты меня понимаешь?

Я кивал и пытался сосредоточиться на пляшущих фигурках свечей. Откуда-то издалека доносился знакомый голос:

– Да пойми ты, не надо делать никаких революций, бунтов, будь они молодежные или какие. Не в этом цель жизни.

– Тогда в чем? – было ясно, что говорит девушка.

Голос Лизарда потеплел, и стало вдруг видно, как солнце поднимается в степи.

– Цель – идти до горизонта, чтобы узнавать себя, других, а главное – то, что вокруг и внутри тебя, и лишь тогда ты будешь жить…

– Знаешь, в одном кургане нашли старинный пояс… Так вот, надпись на нем гласила: «Живу, чтобы узнавать, узнаю, чтобы идти, иду, чтобы жить». Все время нужно искать, искать самого себя, – он резко замолчал и посмотрел на меня. Я почувствовал этот взгляд, тяжелый, острый и в то же время нежный.

– Мой друг пришел в себя, – сказал он, и в голосе зажурчала ирония, а меня будто поставили под холодный душ. Свечи на окне наконец-то соединились в одну. Я потихоньку улыбнулся и хотел было посмотреть, с кем разговаривает Лизард, но он не дал мне этого сделать.

– Пойдем, нам некогда рассиживаться. Спасибо, господа. Вечер был очень насыщенным.

«Бородатый» пытался что-то сказать, но словно вырубился на секунду, потеряв ориентир, повалился на стул. Лизард подмигнул мне и пропустил вперед, потом что-то зашептал, послышался легкий девичий смех, а я увидел, что из темноты коридора на меня надвигается человек. Возникло желание пропустить его, что я с удовольствием и сделал бы, если бы тот, другой, не сделал то же самое.

Лизард стоял рядом и потихоньку подталкивал к двери, позади него помигивала свеча, освещая бледное лицо девушки с черными (или карими?) глазами, с чуть припухшими веками и темными губами. Волосы были темно-русые и струились куда-то за плечи. На своем веку я повидал девушек достаточно, но эта сразу запала в душу. Было в ней что-то такое, что… Мысли оборвались, и я даже не заметил, как мы вышли из квартиры.

– Теперь к воде, – завопил мой новый знакомый, будя шагами эхо, и помчался куда-то в сторону. Я еле поспевал за ним.

Мы мчались, словно два метеора, проскакивая желтые огни еще не спящих окон, пока, наконец, не уткнулись носами ботинок в теплые объятья озера.

– Снова вьюжит, – сказал Лизард, поднимая ворот куртки и отбрасывая назад волосы, похожие сейчас на огромное крыло.

– Ты что? Ведь сейчас лето, какая может быть вьюга?.. – но не договорил, твердая рука закрыла мой рот.

– Смотри, – зашептал он, – да нет, вон туда, – и указал рукой на гладь воды.

Ветер гнал волну, звезды отражались в воде и блекли рядом с лунной дорожкой. И тут я заметил, что барашки, снимаемые ветром (так большая ложка снимает пенку накипи), взвиваются вверх мелкими россыпями, искрящимися в лунном свете, словно снежинки.

Я стоял завороженный, не было слов, чтобы сказать хоть что-то, хотелось только смотреть. Из этого оцепенения меня вывела фраза, донесшаяся откуда-то издалека: «Завтра у старой церкви…» Вот теперь я удивился – Лизарда не было рядом, а голос был явно его. Передо мной встала новая загадка…