Евгений Хацкельсон - Русский Гамлет. Историческая повесть и очерки

Король Пруссии Фридрих Второй

Там же, в Берлине, в это время по личному приглашению его величества короля Пруссии находился и цесаревич. Фридрих принял его ласково, по-отечески. Павел с огромным уважением смотрел на человека, который был кумиром его отца, и тот сумел оправдать его доверие, поскольку был прекрасным психологом. Он ни словом не обмолвился о неприятной истории с Натальей, но дал понять Павлу, что поддерживает его в противостоянии с матерью и глубоко чтит его отца.

– Ваш отец, – сказал он, – был хорошим государем и проявлял необыкновенные способности во всем, что касалось построения вооруженных сил.

Павлу эти слова очень понравились. Он и раньше чувствовал, что на его отца возводили поклеп, и вот теперь сам Фридрих Великий подтвердил это.

– Ваше Величество, я своего отца почти не знал, – ответил он королю, – но я тоже нахожу, что он был достойным государем.

Король на самом деле, был невысокого мнения о Петре Третьем, но он посчитал правильным подыграть Павлу, который был им совершенно очарован. Цесаревич в порыве откровенности выложил дядюшке Фридриху все, что накопилось у него на душе. Он пожаловался, что мать не любит его, не принимает всерьез его прожекты, ему не позволяют играть никакой роли в управлении страной, и он всерьез опасается, что Екатерина собирается в будущем лишить его короны. Фридрих выслушал его, казалось, с неподдельным сочувствием.

– Вы сын Петра Гольштинского, – сказал он Павлу с большим чувством, – а потому я считаю вас своим сыном. Верьте мне, мой мальчик, и всегда рассчитывайте на мою поддержку.

– Спасибо, Ваше Величество! – горячо откликнулся на эти слова Павел.

– Послушайте мой отеческий совет, сын мой, – продолжал король, – не пытайтесь ничего предпринимать против вашей матушки, упаси вас Бог принять участие в каком-нибудь заговоре и дать возможность вашим недругам обвинить вас.

Кто были эти недруги, они прекрасно понимали оба. Первейшим из них был князь Григорий Потемкин, фаворит императрицы, с которым она познакомилась в день государственного переворота. К моменту этого разговора Потемкин был всесилен. Придворные прозвали его Циклопом за то, что он был одноглазым и свирепым. Влюбленная Екатерина осыпала его своими милостями, и он открыто насмехался над великим князем, который ненавидел его со всей страстью своей пылкой души.

– Найдите свое счастье в браке, сын мой, – говорил, между тем, король, – и живите спокойно и достойно вдали от дворцовых интриг. Ваше время еще придет! А пока позвольте мне порекомендовать для вас девушку, которая, я уверен в этом, сумеет составить вам счастье.

Фридрих Великий имел в виду Софию Доротею, ставшую чуть позже великой княгиней Марией Федоровной. Мудрый король оказался прав. Эта добрая и чистая во всех отношениях девушка сумела сделать Павла счастливым в личной жизни. Любовь к ней Павла отличалась от его любви к Наталье, как широкая полноводная и величественная река отличается от неистовой горной речки с ее шумными бурлящими потоками и безумно красивыми, но опасными для жизни водопадами. Мария Федоровна стала ему верной, терпеливой и любящей женой, залечила его сердечные раны, а его брак с ней стал для него той благословенной и тихой гаванью, где он мог отныне укрываться от невзгод и житейских бурь.

Не прошло и четырнадцати месяцев после заключения брака, когда супруга подарила Павлу сына. В тот день, когда родился первенец, великий князь горячо молился о том, чтобы Марию Федоровну не постигла страшная участь его первой жены, но все обошлось. Его матушка присутствовала при рождении своего внука, а когда он, наконец, появился на свет, подняла его на своих руках и объявила, что нарекает его Александром, мысленно про себя прибавив, что этот ребенок наследует за ней корону российской империи. Екатерина была настолько рада, что даже удовлетворила просьбу невестки о ежегодном пансионе для ее родителей, которые находились в крайне затруднительном материальном положении.

Впрочем, великая княгиня Мария Федоровна вполне заслуживала снисходительного к ней отношения императрицы. Во-первых, она родила ей внука, про которого никто никогда не посмеет сказать, что он незаконнорожденный. О ее верности и преданности супругу знали все. Во-вторых, она не была столь расточительна, как Натали, и не залезала в долги. В-третьих, она не подстрекала Павла к интригам против матери и вообще не хотела, что он боролся за власть. Светская жизнь ей также была не интересна. Мария Федоровна окружила себя людьми искусства. Около нее всегда были поэты, писатели, драматурги, театральные деятели и даже актеры. Великая княгиня устраивала в Павловске спектакли, на которых обязательно присутствовал ее муж, и она внимательно следила за его реакцией. Она хотела, чтобы он отвлекся от своих дум о государстве, об отце, о жестокой крестьянской войне под предводительством Емельяна Пугачева, называвшего себя Петром Третьим, о политических и военных реформах, а также о том, что мать не принимает его всерьез.

Какие бы прожекты он не приносил государыне, она ко всему относилась с презрительной усмешкой. Павел считал, что планы императрицы, которые касались увеличения империи за счет Турции и воссоздания Византии, не принесут государству ничего, кроме вреда. Территория и так уже слишком обширна, чтобы ею можно было эффективно управлять. А потому государыне следует обратить свой взор на внутренние дела, надо проводить реформы, а не заниматься все новыми и новыми завоеваниями. Но его никто не хотел слушать, а если слушали, то только для того, чтобы в угоду царице поднять на смех. После того, как он бывал при дворе, его частенько душил бессильный гнев против этой ненавистной ему, алчной и беспринципной, придворной камарильи, и Марии Федоровне приходилось его усмирять и успокаивать.

Между тем, у нее у самой на душе «скребли кошки» от того, что императрица забрала себе их сына. В конце апреля 1779 года великая княгиня родила второго сына, и Екатерина вновь пришла в восторг, забрала и этого внука, дала ему имя Константин. Ему она прочила престол возрожденной Византии. Потому кормилицами для новорожденного стали гречанки, и первой в своей жизни младенец слышал греческую речь. Никто не спрашивал родителей, чего они хотят для своих детей. Екатерина объявила Павла и Марию никчемными и полными предрассудков, родителями, и сама с энтузиазмом принялась воспитывать внуков по собственной программе. По общему мнению, она в этом преуспела, но Павел считал, что сыновей у него попросту украли, его жена тоже полагала, что императрица поступает с ними жестоко.