Михаил Садовский - Такие годы

– И мы уезжаем отсюда… – сообщил Венька.

– Уезжаете? Как?

– На ту сторону… на Советскую… поближе к школе…

– Поближе к школе, – машинально повторила Лизка.

– Да… – в горле у Веньки стоял комок.

После грустного молчания Лизка опустилась перед ним на одно колено, вывернула голову так, что её лицо оказалось ниже Венькиного, и прямо выдохнула на него:

– Знаешь, это даже лучше – я буду приходить к тебе, ты ко мне, а то тут всё на глазах очень, – и поцеловала его прямо в губы. Венька отшатнулся. Лизка отошла и отвернулась. – А теперь уходи – скоро мать вернётся… Слышишь…

Снег выпал неожиданно. Ночью, в первый день после их переезда. Из-под его тонкого слоя торчали высохшие травинки, кое-где даже зелёные ростки, кочки, ветки – всё, привычное вчера, теперь казалось незнакомым. Приятно было смотреть на эту новую и в то же время привычную картину.

Одноэтажное здание школы из толстенных стволов выделялось среди прочих. Его построили в прошлом веке и ни разу не ремонтировали. Чистые стёкла в переплётах огромных рам сверкали особенно ярко от белизны новой, может быть уже сотой, зимы, которую они видели. Внутри было тепло. По-домашнему скрипели широченные половицы. Попахивало дымком и сосновой смолой. И учителя были какие-то домашние, и классы не переполненные. Венька все уроки просидел молча. Его никто не задирал, как обычно – новичка. Он ничем не отличался от остальных: ни стрижкой, ни своими лыжными брюками из «чёртовой кожи» в чернильных пятнах.

На первый день работы у него было выше головы: прочитать все надписи на парте – и не только свежие, вырезанные и процарапанные в прошлом, а может, и в этом году, но главное, те, что заплыли чёрным лаком, наслоенным не одним десятилетием. Удалось расшифровать немногое: «Новик…» – может быть, Новиков. Потом наискось – ровно и не сбивая строки: «Нина +…». Кто был этот плюс, осталось тайной, зато сразу стало грустно по своему классу, Нинке Поздняковой, тараторке. Он высматривал по привычке заоконную жизнь. Но здесь она была много беднее, то ли дело обзор с задней парты со второго этажа. Тут взгляд упирался в маленький редкий штакетник забора. По лаге благополучно шествовала серая кошка и явно кого-то высматривала на ветке. Она делала шажок, замирала с поднятой и полусогнутой лапой, пригибала холку, вытягивала вперёд шею и снова делала крошечный шажок. Ещё было видно какую-то закутанную восемью платками тётку, тащившую санки с бидоном, – наверное, отправившуюся по воду. Венька стал придумывать, как она будет наполнять бидон и как повезёт, чтобы он не соскользнул. Делать было нечего. Скукотища. Его никто не трогал, не вызывал, не спрашивал. Он ждал последний звонок. И, как только тот раздался, побежал трусцой в свой новый дом. Отдельный, свой вход – это было так непривычно! Он открыл дверь ключом, висевшим на шее, бросил сумку, отрезал ломоть хлеба, посыпал его сахаром и, хотя ему строго-настрого было запрещено ходить одному на прежнюю квартиру, отправился по Советской к станции. Через две улицы он нагнал мальчишку, медленно и неохотно тащившегося с тощей полевой сумкой через плечо. Веньке показалось, что они только что были в одном классе. И точно – когда они поравнялись, тот спросил:

– Ты что, тут недалеко живёшь?

– За школой… а ты тоже на станцию?

– Мать велела хлеба купить…

– Ну, пошли…

– Я – Шурка Соломин, – он, как взрослый, протянул руку.

– Вениамин, – фамилию уточнять не стал.

До станции было два километра. Они шли, не спеша. Светлый день незаметно по-зимнему серел. Навстречу попадались только женщины с кошёлками, чем ближе к магазинам, тем чаще. Когда уже показались магазины, выстроившиеся в ряд вдоль платформы, и сгрудившиеся между ними палаточки ремонта часов, обуви, с сигаретами и консервами, из-за них вывалилась стая ремесленников.

Их было пятеро. Венька невольно притормозил. Шурка посмотрел на него, проследил его взгляд и тихо, помедлив, прошипел: «Я драться не умею, пошли, пошли», – и потянул Веньку в сторону. Тот отдёрнул руку и прирос к месту. Среди «чёрных» Венька заметил одного из тех четверых. Тогда он лёг сзади Нинки, и она через него полетела назад. Бил он или не бил, Венька не помнил. Силы были явно не равными. Холодок потянул по спине. Он стоял и смотрел на них в упор. Расстояние было достаточно большим, чтобы рвануть и забежать куда-нибудь, даже в двухэтажную синюю милицию, но такой вариант Веньку не устраивал. Драться тоже было нельзя, не говоря уже о том, что они впятером могли с ним сделать… он дал слово всем… кому всем? Да всем подряд! Родителям, старому директору Сковородкину, как мы его прозвали, Эсфири, Лизке, Нине и её бабке, даже доктору Фейгину… может, и ещё кому-то, кажется, соседям и даже Генке, потому что тот привязался со своей дружбой и взял с него слово, что если Веньке надо будет драться, то только с ним вместе против общих врагов.

Ремеслуха тоже притормозила, но не остановилась. Они на ходу о чём-то быстро спорили и пошли мимо вдоль платформы, киосков, магазинов к переезду.

– Мне в магазин, – тихо напомнил Шурка, – а ты?

– А мне на ту сторону, – решительно ответил Венька и шагнул тоже вдоль платформы, только в противоположную сторону: «Тут ближе перейти рельсы, – успокаивал он себя, чтобы самому себе доказать, что не струсил, и почему-то вспоминая разговор о стратегии и тактике. – Если б струсил – повернул бы назад. Может, конечно, и стратегия, и тактика, но если они поймут, что боюсь, – будут бить всё время».

– Ты меня навестить собрался?

Как она умеет неожиданно появляться, удивился Венька.

– Идём, я тут матери помогала. Идём же, а то она сейчас выглянет, – Лизка потянула его за рукав. Они проскользнули между двух ларьков и оказались как бы на заднем дворе среди куч мусора, консервных банок, разбитых и целых ящиков из-под водки и копчёной рыбы… – Я сама хотела тебя найти. Как устроились? Как в школе? – Лизка смотрела на него внимательно и серьёзно.

И вдруг он почувствовал, что ему хочется всё ей рассказать про переезд, про непривычное ощущение отдельного входа в жильё и отсутствие кухни с тринадцатью соседями, про собаку, которая охраняет двор, школу и новый равнодушный класс, про Шурку – ему некому было больше рассказать! Нинка начнёт учить, что так, что не так – друзьям… а кто друзья? Школьные товарищи, с которыми за полгода, что он здесь, ещё не успел подружиться… Отец всегда в отъезде, мама с утра до ночи на работе… Венька уже начал говорить, что он хотел всё ей рассказать сейчас, но здесь как-то…

Из-за палатки выскочил Генка:

– Вот ты где! А! Вениамин! Здорово! В гости, значит! Уже соскучился! Давай! Лиза, надо сумки отнести – мать велела!