Наталия Мадорская - Мужчина моей мечты. Ироническая проза

– Я не Ксюша, – отрезала она и потом молчала до самого дома.

У ворот она через силу ласково улыбнулась:

– Думаю, это была очень неплохая прогулка. Благодарю вас, Игорек.

Потом проворно вылезла из машины, и через мгновение платье с мережкой скрылось в парадном.

Игорь удивленно присвистнул, достал фляжку с коньяком и открутил пробку: облом требовал раздумий.

…Ксения чмокнула мать в щеку и быстро прошла на балкон. Машины уже не было. Она вдохнула резкий аромат цветов, что поднимался из палисадника, и немного постояла. Темнело на глазах: знакомая туча, лиловая посредине и серая по краям, уже висела над соседним домом.

«В последний раз», – прошептала Ксения. Она закрыла балкон, прошла на кухню, распахнула холодильник и стала быстро перегружать его содержимое в две сумки.

Мать, стоя в дверях, с ужасом следила за ней.

– Останься, Ксенечка! Я говорила с Кириллом. Он, как старший, тоже против!

– Скажи Кириллу – я уже не девочка, мама!

Потом, спотыкаясь, шла она, нет, бежала, между темных домов.

Остановленный паническим взмахом ее руки, частник прижал машину к «бровке»:

– На Гражданку? Со скоростью света, мадам!

Но Ксения не поддержала шутки: холодная противная дрожь сотрясала все ее тело так, что стучали зубы. «Скорее, – кричала она про себя. – Пожалуйста, скорее!»

У потрепанной пятиэтажки она вылезла из машины, сунула шоферу деньги, вбежала вверх по лестнице и остановилась у знакомой квартиры.

И сейчас же услышала, как обрушились на город потоки дождя.

За дверью раздавались тяжелые шаги и громкая ругань.

Ксения прислонилась к стенке и в блаженстве закрыла глаза.

«Ревнует!» – улыбалась она, прислушиваясь к раскатам мужского голоса. – Любит!»

Дверь сама собой распахнулась.

– Явилась! – Стоящий на пороге мужчина был небрит, ворот его несвежей фланелевой рубашки был расстегнут и обнажал немолодую шею с набрякшими жилами; темные глаза смотрели независимо и зло.

Он отошел назад, пропуская Ксению. Она поставила сумки на пол и ласково дотронулась до его худой щеки: «Опять печень?»

Но он грубо отпихнул ее в сторону и, подхватив сумки, ушел на кухню.

Ксения присела на стул у кухонного стола и вытянула ноги, чувствуя, как покидает ее напряжение долгого дня. Потом посмотрела на грязные занавески – надо бы замочить – на лампочку без абажура и мужчину, который быстро и последовательно извлекал из сумок цыпленка, зелень, хлеб, сметану, огурцы и – оп! – бутылку вина:

– Молодец, крошка!

«Почему мы, женщины, никогда не бываем такими несчастными?» – думала Ксения. А вслух между тем быстро говорила:

– Сегодня у нас в банке…

Мужчина, казалось, не слушал, он возился с бутылкой, которая не поддавалась, крыл матом всех и вся, и казалось, что под его зубами вот-вот хрустнет стекло. И, наконец-то! – темная жидкость полилась в стаканы!

Выпив свой залпом, он покосился на второй:

– Чего не пьешь? А, давай его сюда!

Этот стакан он пил не торопясь, смакуя, и Ксения смотрела, как разглаживается его лицо, и разгораются в глазах знакомые хищные огни. И под его взглядом возникала и захлестывала ее сладостная волна.

– Ну, что, Ксюшка? В банке до сих пор была? Ну, и кто тебя… сегодня в банке? А, Ксюшка? Первый менеджер или второй?

И слышал в ответ неприличный и счастливый смех Ксении.

… – Знаешь, почему ты ко мне липнешь, а, Ксюшка? – презрительно спрашивал он после, когда Ксения, опустившись на грязный пол, стояла на коленях, прижимаясь головой к его ногам.

Он надолго задумался, как бы подбирая приличный эквивалент для своей мысли:

– А люблю я хорошо! В этом все дело, Ксюшка! Никто, заметь, никто из баб не обижался, – добавил он, несильно дергая ее за волосы, но Ксения не воспринимала его слов.

«Не пара он тебе, доченька, не пара – Слышала она отчаянный крик матери. – Извини меня, дорогой! И Кирилл, Кирилл тоже считает, что в одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань».

«Не можно, мамочка. Не можно, – твердила про себя Ксения. – Ах, как мне жаль, мамочка, что не можно!»

– Я тебе морковки потерла с сахарком, – шепотом сказала Нина, возникшая в дверях его кабинета, – женщина кругленькая, симпатичная, своя. – Для мозга морковочка, ой, как хороша!

Как все-таки всем бабам идёт домашний передник, подумал Станислав, и, продолжая печатать на машинке, вслух сказал:

– Пуся, с каждым годом я люблю тебя все больше и больше!

– И винегредик уже готов, – прошептала жена (в соседней комнате спал их 6-летний сын).

– Не говори «винегредик», Пуся. Говори «винегрет» с буквой Т на конце.

– Ладно, Мусик! А ты сегодня идёшь?

– Сегодня? – как будто удивился Станислав.

– Сегодня, – повторила она. – Сам же говорил: вечер встречи выпускников вашего факультета. 15 лет со дня окончания.

– Что там делать, Нина?

– Так ведь я не уговариваю. Это ты, то идешь, то не идешь. Деньги тогда на банкет зачем внес?

– Что деньги? Деньги, что? Сам не знаю, зачем внёс. Сашка Шмыров пристал: все идут, а ты…

Зарплата начальника отдела, кандидата физико-математических наук позволяла ему не трястись над каждым рублем. И трехкомнатный кооператив, в котором они в настоящее время жили, Стас осилил сам, хотя отец, не последний человек в Ленинграде, помощь предлагал.

Переезд в собственную квартиру поразил Стаса. Нельзя сказать, что в родительском доме им было плохо. Мать, правда, не любила Нину, (не родилась ещё та принцесса!) и это чувство было взаимным, но скандалов не было.

Да, иногда, придя с работы, Стас заставал жену заплаканной, однако никогда она не жаловалась на свекровь, а он и не думал докапываться до причин: это были их, бабские дела. Но сам – то Стас знал: у Нины был прекрасный характер, а вот его мамочка – тот еще подарок!

Итак, квартира! Открыть собственную дверь собственным ключом, влезть в тёплые тапочки, тщательно и с удовольствием помыть руки и уже тогда – к накрытому столу. Хорошее гнездо они с Ниночкой свили: большая 9 – метровая кухня, ванна, облицованная итальянской плиткой, мягкая югославская мебель. Нина, надо отдать ей должное, готовила прекрасно. Она и, вообще, любила домашние дела. И когда только все успевала? Тоже ведь работала, помощником бухгалтера.

После сытной еды Стас не ложился на диван, а шёл в свой кабинет, рылся в зарубежных журналах, листал тяжелые фолианты, выискивая нужные теоремы и аксиомы, писал, зачеркивал, печатал: готовил докторскую диссертацию.

Иногда дверь растворялась, на пороге возникал сын, тянулся к отцу. Стас с удовольствием сажал мальчика к себе на колени, гладил его чистые светлые кудряшки. Но сейчас же в дверях появлялась Нина и забирала ребенка со словами: