Наталия Мадорская - Мужчина моей мечты. Ироническая проза

– А ты пробовал?

– На розы у меня денег нет, – признался Шмыров, – а без роз не «прокатит».

«Уж если этот шизанутый любитель поэзии вообразил что-то насчёт их отношений с Ларисой, то, что тогда думают остальные?» – ужаснулся Стас.

Хватит пустой болтовни, пора переходить к делу, решил он после разговора со Шмыровым. Но попробуйте перейти от дружбы к любви. Тут все равно должен был состояться серьёзный разговор. Нужны комплименты, дежурные фразы, потом ресторан, потом домой – при одной этой мысли Станислав похолодел.

Но надо, надо! Мужчина он или нет?

– Какие у тебя красивые глаза, – начал он, когда они сидели вдвоём в ожидании лекции. «Твои глаза зелёные, слова твои обманные, и эта песня звонкая свели меня с ума», – натужно пропел он.

– Фальшивишь, – сказала Лариса и отвернулась.

– Я? Фальшивлю? – обиделся Стас. – Если хочешь знать, я окончил музыкальную школу с отличием.

– Да не в мелодии фальшивишь, а в своих чувствах.

– Ты мне не веришь?

– Не верю.

Сейчас – то он понимал: девочка, брошенная своим отцом ещё до рождения, не верила мужчинам. И рядом он, самовлюбленный папенькин сынок. У них не могло быть совместного будущего.

Потом он пытался ещё несколько раз вернуться к этому, но слова застревали у него в горле – боялся её насмешек.

А после окончания университета твердо решил: никаких звонков, встреч, провожаний. Не думать на эту тему. Никаких розовых соплей! Никаких ромовых баб! Бабы отдельно. Ром отдельно. И жена. Нужна хорошая верная жена!

Сначала было трудно, мысли услужливо поворачивали в ненужную сторону, рука сама собой тянулась к телефонной трубке, чтобы набрать Ларисин номер. Но – нет! Мужик он, в конце – концов, или половая тряпка?

И, когда он познакомился с Ниной, практика показала – мужик! С этих пор он стал смотреть свою жизнь как многосерийный фильм: вот он через неделю после первой встречи делает Нине предложение, и она сразу соглашается. Вот он на собственной свадьбе. Вот он встречает Нину и сына на пороге родильного дома, вот они с Ниной покупают мебель. «У меня все по высшему разряду», – доказывал он кому-то, кто, казалось, пристально наблюдал за ним.

…Шмыров сошёл со сцены, откуда-то сверху опустился экран, и ведущий Генка Цапля объявил:

– Сейчас будет показан фильм. Фильм, как сказал наш уважаемый Саша Шмыров, чудом восстановленный.

Черно – белая короткометражка называлась «Геодезисты» и рассказывала о буднях их группы – в аудитории, на практике или в вычислительном центре. Однако правильнее было бы назвать фильм «Лариса», потому что на экране беззвучно пела, двигалась, небрежным жестом откидывала за спину свои длинные волосы она одна, двадцатилетняя Лариса. А их геодезическая группа просто составляла ее фон.

Он вспомнил все, о чем не забывал никогда, и сейчас сидел подавленный и оглушенный. Железные обручи, в которые он, как сказочный персонаж, заковал свое сердце, лопались с треском; волна любви, возникающая где-то на горизонте, двигалась быстро и грозила разрушить все на своём пути.

По – видимому, автор картины тоже был настроен весьма тенденциозно. Так, значит, они с Ларисой …, думал Стас, и его трясло от ненависти к сопернику.

– Ну, как фильм? – подсел к нему Шмыров. Но Стас отвернулся и ничего не ответил.

– Что с тобой? – удивился Сашка. Зря я этот фильм восстанавливал, что ли? Я, думал, что тебе, как автору будет приятно.

– Я – автор? – удивился Станислав.

– Ну, не я же! Ты, что, забыл, как ты мне дал эту плёнку и попросил сжечь, потому что у тебя не поднимается рука? Да, ты подумай, у кого из нас была в то время кинокамера?

Действительно, как он мог забыть? Отец привёз ему её из-за границы.

– Спасибо. Большое спасибо. – Стас с чувством потряс Сашкину руку. Ты заходи, как-нибудь к нам. А то хочешь: поедем вместе домой. Я возьму такси.

– Снег какой-то театральный, – заметил Шмыров, пока они мерзли на стоянке.

– Белое одиночество, – сказал Стас.

– Ты это о чем?

– Так. Ни о чем.

В машине они оба молчали.

– Ну, пока, сказал Саша, кинул на приятеля внимательный взгляд и улыбнулся. – До встречи!

К себе на третий этаж Станислав поднимался тяжело, не торопясь. Его страшила встреча с женой, которая иногда видела его насквозь.

Но все прошло отлично. Стас позвонил. Нина вышла в прихожую. Не снимая пальто, он сделал шаг вперёд, прижал её к себе и спрятал лицо у неё на груди.

– Ну, Мусик! – Сказала Нина. – Ты же весь в снегу!

Она родилась 9 мая 1960 года, и мама-папа благополучно «соскочил» – назвала ее Викторией. Когда они переехали в наш дом, (все происходило и происходит в Санкт-Петербурге) Виктория уже окончила школу и училась в швейном ПТУ.

Это была курносая здоровая девушка с короткой «тюремной» стрижкой и постоянным блеском в глазах – жизнерадостная и громогласная, ждущая от жизни чуда, и к встрече с ним всегда готовая. И чудо случилось! Помню, как через какое-то время она, стоя у ворот, радостно говорила соседкам (видимо, в ответ на их бестактные расспросы): «Я хотела мальчика, и родила мальчика!».

Потом, когда мы с ней сошлись поближе, Вика сама рассказала мне историю появления на свет ее сына Коли.

Это была любовь с первого взгляда! Она как раз ехала в трамвае, или в поезде метро – тут память мне изменяет, и вдруг ее взгляд остановился на молодом мужчине напротив. Вы не поверите, но это был Он, тот, которого она ждала всю жизнь. Она пересела к нему, и они познакомились. А потом стали встречаться. А потом она забеременела. А потом родила сына, и тут по Жванецкому, ОН «показал ей фотокарточку жены и ихних детей».

Виктория, которая верила только в хорошее, была оскорблена в лучших чувствах. Не менее были раздосадованы ее мама с тетей. Слава Богу, на дворе еще стоял социализм, поэтому жалобу в партком, написанную ими, разбирали на общем собрании таксопарка. В присутствии трех пострадавших.

Разбирали долго, со вкусом, пока прижатый к стенке Он, затравленно озираясь и потея, не произнес, наконец:

– Ребенок не мой. С ней мы только пили кофе!

Таксисты и диспетчерши рыдали от смеха – времена хоть были социалистические, но все же уже вегетарианские.

Через три дня после собрания папаша Коли, которого, возможно, снова потянуло на кофе, что-то бормотал в телефонную трубку, но Виктория решительно и бесповоротно вычеркнула его из своей жизни.

Теперь она любила только сына, хотя растила его, в основном, бабушка, потому что Виктория через полтора года поступила в театральный институт. Без всякого, заметим, блата, который был необходим раньше.

И без всяких денег, без которых не поступишь теперь.