Игорь Терехов - Пригородный поезд. Короткая и сверхкороткая проза

Однако человеком эпохи миллениума мне предстоит быть ещё долго, а сутану весёлого аббата я вряд ли когда ещё примерю. И я замедляю шаг, склоняю голову к правому плечу, сгибаю руку с зонтиком в найденном положении и возвращаюсь в любезный сердцу XVIII век.

ПОДАРОК ПОСЛА

Написал я как-то рассказ «Вы любили когда-нибудь генералов?». В нем тридцатилетний уездный повеса, надев мундир приехавшего в гости зятя-генерала, отправляется охмурять незнакомых девушек. Потом по-настоящему влюбляется в одну из них, хочет ей открыться, но уже поздно, девушка влюбилась в генерала, а его без мундира просто не узнает на улице.

– Хлестаковщина какая-то! – смеясь, говорил руководитель нашего литературного объединения, прочитав мой рассказ, – Парню уже тридцать два, а он ведет себя, как мальчишка. Затянувшееся детство какое-то. Инфантилизм души! – Михаил Иванович Добрынин черканул по воздуху ручкой, словно подписывая смертный приговор моему рассказу.

– Кстати, видел ручку? – он протянул мне «Паркер» с золотым пером, – Дядя прислал! Ну, Добрынин… Наш посол в США. Слыхал?

– Конечно, слышал, – ответил я, с интересом разглядывая ручку.

А он, довольный произведенным эффектом, весело рассмеялся:

– Шучу! Какой там дядя… В Москве купил по случаю!

Михаил Иванович был в два раза старше героя моего рассказа. Он был полковник в отставке. Заочно окончил Литературный институт, и выпустил несколько книг заметок и очерков. А рассказ мой в газете так и не напечатал. Он был опубликован только в моей первой книге.

ОТВЕТ МАТЕРИ

Вечером, как обычно, он позвонил матери, спросил, чем она занимается. «Читаю твою книжку», – ответила мать.

И в этот момент собственная жизнь не показалась ему такой уж никчемной, как обычно.

ПОСЛЕДНИЙ ПАРОМ

Часто повторяющийся сон последнего времени: большой белый пароход, а на его верхней палубе – люди, которых ты любил или с которыми дружил долгие годы. И которые уже навсегда покинули наш берег. Отдельными группами стоят учащиеся, инженеры, военные, книжники, городские фланеры, выпивохи, любители крепкого словца. Среди них девушки и дамы, которые порой шептали тебе такое, о чем ты даже спустя десятилетия не решаешься говорить вслух. Все они всматриваются вдаль, но не видят тебя. А ты отчетливо видишь каждого, будто стоишь рядом. Правда, не слышишь, что они говорят.

На отдельной скамье возле большой трубы сидит вся твоя семья: мама, бабушка, дед, которого ты называл в детстве папой. Дед держит на коленях большой цейсовский бинокль. Он, как всегда, волнуется за тебя, нервничает, линзы бинокля у него постоянно запотевают и он их протирает носовым платком.

А ты один в весельной шлюпке пытаешься догнать пароход. После каждых десяти гребков веслами поворачиваешь голову назад, чтобы не сбиться с курса. Иногда кажется, что вот-вот нагонишь пароход, но потом оказывается, что это просто большая волна подняла на гребень шлюпку и ты стал жертвой оптического обмана.

Внезапно подводное течение разворачивает шлюпку на сто восемьдесят градусов, и ты оказываешься лицом к пароходу. Дед замечает тебя в бинокль. Он вскакивает на ноги, показывает маме и бабушке на шлюпку, машет рукой и что-то кричит тебе. Ты весь напрягаешься, чтобы разобрать слова, что кричит дед. Но их заглушает длинный гудок парохода.

И тут ты просыпаешься от звонка будильника. Твоя ночная тельняшка вся промокла от пота. За окном идет дождь. Молчат птицы в саду. Приглушенно работает не выключенный на ночь телевизор. Диктор говорит, что в Средиземном море затонул паром с паломниками, направлявшимися к Гробу Господню.

ИНОЙ МИР

Посмотрел в кружку: кипятильник плавает Венецией, пузырьки со спирали выпрыгивают в воду, как водолазы с борта лодки, чай будет сладок и пахуч, красно-карминного цвета. Пришли два молодых человека, глаза красные, рукопожатия обволакивающие: наркоманы, гомосексуалисты, незнакомый мир, просят послать message в другой мир, за океан. За окном на улицах туман, вытянутые силуэты, меж деревьев проходят живые цитаты из Гофмана и Шамиссо – вот иной мир, какого вам еще нужно? Пошлость начинать новеллу с описания природы: XIX век. Соснора иногда начинает с ландшафтов, делает вид, что его это не касается, он не боится пошлости: нобелиат, балтиец, меня многие в мире знают, – знали, все многие уже там, где кущи и несъедаемые плоды. Здесь – только свои: человеки, а они ничего не знают. Начинают знать тогда, когда им расскажешь или покажешь. Так устроены. На автобусной остановке пожилая женщина спрашивает, в каком направлении можно уехать с этой остановки. Не знает, что у нас правостороннее движение, а ведь не приезжая. Экспонат музея народного творчества. Туда ходят народники и плачут. Антинародники заходят за злобой. А мы в нем просто живем. Еще одна пошлость: завершать написанное эффектной концовкой. С этим можно бороться только одним способом: вовремя ставить точку. Точка. Конец.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.