Николай Углов - Соленое детство в зоне. Том II. Жизнь – борьба!

– Коля! Мы для них мусор! Нигде в мире так не уважают свой народ! Ты бы видел, как жили немцы! Всё хотя и разбомбили, но видно, какие были у них дома – не наши сараи! Везде виден порядок и чистота. Даже в коровниках плитка! Ты знаешь, что это такое? Мы вот в туалет ходим на улицу, а у них нет такого!

– А куда же? Не в комнате же!

– Ох, Коля! Ничего ты ещё в жизни не видел. Я вот тоже был патриот. А прошёл войну, такую гадость увидел, такое унижение, такие жертвы. Во имя чего? Как мы живём? Хуже всех в Европе! Нашим правителям нужна власть во всём мире. Во имя своей дурацкой идеологии они готовы на всё!

– Да я сам спорил на уроках с одним преподавателем за культ личности Сталина. Так он мне в отместку по истории поставил тройку, хотя я знал её в классе лучше всех.

– Да они все такие, зашоренные! Твердолобые, мстительные! А за Сталина я знал всё и до его развенчания. Сколько у нас в Липецке моих знакомых сгинуло в вечность! Слава Богу, выкинули этот труп из Мавзолея! Да и второго надо тоже на помойку!

От этих слов становилось страшно. Впервые слышал такое! Майор был уже на пенсии. Жена только что бросила учительствовать и занималась вместе с ним подсобным хозяйством. В большом саду у них был огромный полуподвал-полусарай, в котором держали более сотни курей. Постоянно горели шесть мощных электролампочек, чтобы куры лучше неслись. Корм курам они давали хороший, с добавкой рыбьего жира. Куры «отвечали на заботу» и неслись хорошо. Ежедневно хозяйка уносила на рынок по две корзины яиц. Город рабочих, город металлургов – яйца хватали мгновенно! Сад и дом охраняла овчарка, которая сразу приняла меня. Две красивые дочери. Одна училась в десятом классе, а другая куда-то не по-ступила и теперь опять готовилась. Когда впервые пришёл нанимать квартиру и увидел дочерей, сразу смутился и хотел уйти. Но меня успокоили и оставили, видать, я им понравился.

Девчата были довольно наглые и раскованные. Они жили в смежной комнате с моей. Дверей не было и только занавеска отделяла нас. По утрам, когда мать уходила на базар, а майор убирал курятник, дочки вставали, лениво потягивались в одних прозрачных рубашках, поочерёдно подходили к горшку. Бесстыдно журчали, шипели в двух метрах от меня за занавеской, заставляя меня страдать. За завтраком мне было стыдно смотреть им в глаза, а они, как ни в чём не бывало, подшучивали надо мной. Эта их странная манера – всё время подтрунивать надо мной, бесила меня, но я старательно отмалчивался, и старался не связываться с острыми на язык девками. Вероятно, был по деревенски неуклюж, смешон, стеснителен.

Питался с хозяевами за одним столом – это всё входило в плату. Кушали они, как бы сказать, средне! Разносолов не было. Полгода ругал себя за первый завтрак! Когда их мать после каши налила всем в стаканы чай, она спросила меня:

– Коля! Сколько тебе положить кусочков сахара?

Я почему-то смешался, растерялся, допустил оплошность и брякнул:

– Один кусочек! Я сладкое не люблю!

Какой глупыш! Я и так всё детство был без сахара. Теперь его очень полюбил, но сам лишил себя сладкого. С тех пор, кто бы ни разливал чай, всегда, когда дело доходило до сахара, говорил:

– Коля сладкое не любит! Ему клади только один кусочек сахара!

Теперь приходилось «держать марку», терпеть и молча ругать себя за язык. Так и пил в доме хозяев абсолютно несладкий чай весь первый семестр!

В нашей группе были только мужчины. Будущая суровая специальность металлурга не терпела женского труда. Запомнились в группе Быков, Ковалёв, Томашевский, Сидоренко, Семёнов, Камынин, Желтобрюхов, Лушин, Щептев, Герасимов, Широкожухов, Панин, Попов, Огурцов и Ельцов. Вот последний, быстроглазый и юркий Ельцов – хулиган и вор, причинил мне много неприятных дней во время всей учёбы. Он был из соседнего города Ельца. Это был явный бандит и не скрывал этого. Ельцов всё время якшался с городскими хулиганами и все его побаивались. Он часто приходил в техникум в сопровождении сомнительных личностей. Когда мы были на картошке, он начал задираться ко мне, преследовать, заедаться. Я сразу вспомнил Пасёна Кольку из детства! И здесь опять такой! Я начал уклоняться от встреч, от конфронтации с ним, но он всё более наглел. Зная, что он состоит в банде, старался не связываться с ним и молча терпел обиды.

Рослый и плечистый Сидоренко, узнав, что я его земляк (он был из Невинномыска, как и Томашевский), однажды заступился за меня. Прямо на картофельном поле завязалась драка. Длинные руки Сидоренко работали, как кулисы, не давая шустрому Ельцу приблизится – скоро его морда стала красной от крови. Их растащили, но Ельцов не смирился. Не раз и не два он уже в Липецке нападал на Сидоренко, и всякий раз ему доставалось от того. Ельцов всё время угрожал своей кодлой, и мы его, стыдно признаться, боялись. Лишь Сидоренко был независим, но и ему досталось несколько раз, когда его избили несколько «ельцовских». Городские не раз врывались кодлой в общежитие, в которое я перешёл после Нового года, и избивали многих, кто был против них и роптал. Уже на втором году учёбы как-то не сдержался притязаний Ельцова и опрокинул его на кровать. Он озверел:

– А-а-а! Наконец-то тихоня! Показал себя! Ну, держись, кавказский пленник! Сейчас тебя буду убивать!

Он вскочил и в ярости кинулся на меня. Мы начали бороться в комнате так, что полетели тумбочки и стулья. Ельцов опять очутился на полу. И в третий раз повалил его! Теперь я понял, что сильнее его! И тут озверевший Ельцов ударил меня моей гитарой, которую я купил с большим трудом, экономя на еде. Дека гитары переломилась пополам! От обиды я смешался, заплакал, а Елец от радости повалил меня на пол и стал избивать кулаками. Выручил меня мой друг Лёшка Широкожухов, с которым мы жили в одной комнате. Вдвоём мы одолели озверевшего Ельцова, но не били его. Гитару мы потом склеили, но теперь она не раз раскалывалась наискосок в этом месте.

Долгими зимними вечерами мы собирались в общежитии в Красном Уголке. Слушаем патефон, читаем газеты и журналы, играем в шахматы и шашки. Тишина, покой. И тут, всегда к концу вечера, врывается под «хмацом» Ельцов с компанией и громко кричит свою неизменную фразу:

– Елец – всем ворам отец!

Оглядывается весело:

– Привет честной компании! Кто здесь против Ельца?

Никто не хочет с ним связываться и все начинают расходиться. Мы с Лёшкой играем в шахматы. Ельцов с дружками подходят к нам и опрокидывают доску с фигурами. Лёшка молча, глазами, показывает мне на дверь, и мы уходим.

В этом же году они подрезали в драке Сидоренко и ему пришлось оставить учёбу.

Так третировал нас почти два года Ельцов со своей кодлой, пока они где-то не убили человека. Ельцова исключили из техникума и осудили на 8 лет.