Лара Март - Когда люди лают – собаки улыбаются

– Не могу плакать, совсем не получается, – призналась я. – Думаю, может, сходить к психотерапевту?

– Попробуй. Мне тоже наш врач конторский предлагал, но я не пошел. Не верю мозгокопателям. Всегда считал, психотерапия – что-то сродни шарлатанству. Да и вообще пускать кого-то в свою голову мне казалось странным. Время, Ника, только время.

– Догадываюсь, что время, – кивнула я и грустно усмехнулась. – Как поется в старой песне, надо только выучиться ждать, надо быть спокойным и упрямым… Но сейчас не знаю, как мне дожить до того времени, когда станет легче. Я словно хожу с открытой раной, или я сама вся рана, с меня содрана вся кожа, и мне все время больно, печет и дерет… Это невозможно терпеть.

Пошел крупный снег, дети рядом с нами восторженно визжали и ловили ртом снежинки. Я не могла слышать детские голоса. Кажется, превращаюсь в урода не только внешне, но и внутри. Не хочу смотреть на детей. На счастливых родителей. Не могу вас всех видеть! Убирайтесь с моих глаз!

Генерал взглянул на мое лицо и, обняв за плечи, подвел к ресторану. В другой жизни я бы смутилась, что не одета для вечернего выхода, но сейчас меня мой вид вообще не волновал. Он что-то заказал, не спрашивая меня. И правильно, я все равно не могла проглотить ни кусочка. Мы выпили водки. «Царствия небесного нашим детям»… Это было запредельно противоестественное, это было что-то совершенно немыслимое, античеловечное – пить за мертвых детей… Наш с ним персональный ад, заточивший нас за этим столом и отгородивший от благополучной празднующей публики.

Рядом какая-то компания гуляла на корпоративе. Девушки набросали на волосы блестящий снежок из фольги, некоторые мужчины были с разноцветными гирляндами на шеях. Счастливые, в меру трезвые люди. Повеселятся, а потом домой – к предновогодним хлопотам, таким приятным, желанным.

А мы молча выпили еще и еще. На какое-то время боль стала чуть глуше, и у меня мелькнула мысль: может, просто пить и пить, если это хоть немного помогает? Пить и спиться к чертям собачьим?

– Еще я тебе хочу сказать, Ника, чтобы ты не удивлялась – некоторые знакомые начнут тебя сторониться, – произнес генерал. – Люди не хотят чужого горя, всем нужен такой модный сейчас позитив, – невесело усмехнулся он.

– Сейчас вроде бы многие сочувствуют, предлагают помощь, – сказала я.

– Это сейчас, – согласно кивнул генерал. – Так и бывает. В первый момент люди считают своим долгом посочувствовать и помочь. Но на этом их миссия часто заканчивается. Так что будь готова: в какой-то момент ты можешь остаться одна со своим горем. Главное, чтобы близкие друзья тебя не предали.

Мы пили, и меня уже не так донимали веселые голоса вокруг. Хотя корпоратив гулял во всю ивановскую. Алкоголь вдруг перестал казаться мне чем-то неприличным. Ведь только ему удается притупить боль.

Генерал отвез меня к сестре.

31-го декабря я постаралась напиться еще до того времени, когда все счастливые граждане садятся за праздничные столы. Мой любимый Новый год стал для меня ненавистным. Когда в небо взмыли фейерверки, я уже спала нездоровым хмельным сном.

Я ходила по городу, и ноги несли меня то к дому, куда мы с мужем привезли новорожденную дочку, то к старому загсу, напротив наших окон, куда мы, счастливые, юные, бесшабашные, пошли регистрировать нашу малышку и в последний момент решили назвать ее Полиной, хотя дома всем объявили, что у нас Катя.

Наш очень ранний брак с Полиным папой продлился недолго, как и большинство браков по первой любви. Мы развелись, когда Поля была совсем маленькой, а вскоре ее отец погиб в автокатастрофе. Поля его и не помнила.

Шла к детсаду, в который водила дочку, к школе, куда она пошла в первый класс. У меня холодели руки, когда я вспоминала, как она, маленькая, увидев большое офисное здание с кондиционерами, поинтересовалась: «Мама, а кто это туда столько скворечников навесил?». «Ой, мама, а в садике нас кормили этими, ну как их, на боксерские груши похожими, а, вспомнила, баклажанами». «Мама, а почему в “Курочке Рябе” дед и баба плачут, когда яичко разбилось, они же сами били-били – не разбили, поэтому должны радоваться, что оно разбилось?».

Я передвигалась по городу как слепая. То и дело слышала визг тормозов и мат водителей, потому что не разбирала дороги. Чудом не оказалась под колесами.

– Ника, поешь что-нибудь, – уговаривала меня сестра. Я не могла прикоснуться к еде. Вид сладостей у меня, прежде страшной сладкоежки, вызывал тошноту.

Когда в один из дней я собралась надеть джинсы, оказалось, что они спадают. Я решила купить что-нибудь подходящее в ближайшем магазине. Но увидев ряды одежды, тут же выбежала прочь. Меня мутило, дрожали руки, на лбу выступил пот. Клиника. Я психопатка. Шопингом мы занимались только с дочкой, и я теперь не могла взять в руки какую-нибудь шмотку. Даже не могла смотреть на витрины. Продела в джинсы пояс и затянула на себе. Сойдет.

На 40 дней мы накрыли стол. В центр поставили пучок свечей, а одну из них – самую высокую – зажгли. Пришли родственники, друзья, моя близкая подруга Алена. Вспоминали Полю, кто какой ее запомнил. Сидящая рядом со мной родственница, видя, что я замерла над полной тарелкой и даже не пытаюсь что-то съесть, наклонилась к моему уху: «Матери надо поесть. Это значит – накормить…».

В один из моментов, когда за столом повисла тишина, внезапно вспыхнул весь пучок свечей. Это было необъяснимо – зажженная свеча никак, ни малюсеньким огоньком, не соприкасалась с пучком. Все громко ахнули. «Душа отлетела», – проговорил кто-то. У меня все поплыло перед глазами…

Приехал мой приятель Сережа из Москвы. Мы дружили лет пятнадцать, еще со времен моей жизни в Сочи. Первым он переехал в Москву, а через пару лет и я.

– Почему мне не сказали о трагедии? Я бы поехал с тобой в Сочи на похороны, – попенял мне Сергей.

– Мне не до того было…

– Но Жанна-то могла позвонить, раз сама не захотела ехать!

Я пожала плечами. Мы с Сергеем гуляли по городу. Зашли в маленькую кофейню. Всего три столика, зато в меню не меньше пятнадцати наименований кофе.

– Вам надо попробовать и этот сорт, и этот, – официантка указывала в меню на мудреные названия с подробным описанием способа приготовления. – А эти два дают удивительный прилив энергии.

Сергей заказал нам по пять чашечек разного, в том числе и того, энергетического, несмотря на мои протесты: куда же столько?

– А потом, девушка, – обратился он к официантке, – когда мы обопьемся ваших кофейных энергетиков, будем летать вдоль вашего длинного проспекта. Какая у него длина, Ника? Пятнадцать километров вроде?

Сережа всячески пытался расшевелить меня, вывести из ступора, но это было непросто. Хотя пару раз смешными рассказами он вызвал мою улыбку, да и то вымученную. Когда мы, осилив весь кофе, пошли гулять по городу, чтобы я могла показать Сереже достопримечательности, он то и дело мне говорил: