Виктор Минаков - Дом невезения. Рассказы и фельетоны

– В чем дело? – хмуро спросил Рыженко у Зинаиды Ивановны. – Почему служебные документы у посторонних?

– Я, Вячеслав Константинович… Он попросил узнать только номер заказа… А видите как.

– Не хорошо поступаете, уважаемый, – укорил Вячеслав просителя, – нарушаете… Давайте-ка сюда документы… Так.. Вы о Феклистове говорите?.. Ну и что?.. Он – участник войны, инвалид.

– А я?! – вновь воскликнул мужчина. – А я кому добиваюсь?! Вообще паралитику! Он дома лежит, а я ношусь с его просьбами!

И он сбивчиво рассказывает жуткую историю о брошенном старике, которому предстояло одному остаться в зиму в не отопляемом доме.

– Родственников у него не осталось, в дом престарелых не хочет. Мы по-соседски следим как умеем…

Меня рассказ этот просто потряс. Дядя Коля тоже стал мрачен. Вячеслав смотрел в упор на исписанные адресами страницы, но верно лишь для того, чтобы не выдать волнения.

– Зина, – наконец произнес он негромко, – сделайте так, чтобы проект был готов в этом месяце.

Надо было видеть, как просияло лицо у просителя. Он, униженно улыбаясь, забормотал благодарности. От грозного разоблачителя ничего не осталось. Что-то лепеча раболепно, он вышел за Зинаидой Ивановной.

– Вот так и живем, – с грустной усмешкой сказал Вячеслав, когда мы остались втроем, – балансируем между коньяком благодарности и мечом прокурора… Треть города в халупах живет. Кому – водопровод, кому – канализация, кому – газ…

– Почему же не расширят бюро? – спросил я. – Здесь институту хватит работы.

– И не на один год, – подтвердил Вячеслав. – От кого зависит сие, те, мой хороший, мытарств этих не ведают. В другом мире живут. Начинаешь им говорить – не верят. Скорее, не хотят верить. А сами ничего поделать не можем – бюджетники.

– Можно, Вячеслав Константинович? – пробасил, показавшись в двери, молодой человек.

– А, заходи. Ты поедешь? – спрашивает Вячеслав, отвлекаясь от тягостной темы, и начинает его инструктировать: что, как и когда следует сделать.

Из их разговора я понял, что проект может родиться, если не завтра, то, в крайнем слу чае, – в понедельник. Вот тебе и три месяца!

– Ладно, Валера, забегай, если что, – Слава пожал мою руку, – передавай всем нашим привет, если увидишь кого. А сейчас поспешайте: время, как теперь говорят, – деньги.

Мы приехали во двор дяди Коли. Газовщики там еще не работали. Парень, направленный Вячеславом, провел с нами около часа. Десять минут ушло на замеры, остальное время – на дегустацию отменного первача, который дядя одолжил у соседа. Взяв с собой в подарок бутылку, парень пообещал сделать проект уже завтра, и обещание выполнил. В пятницу, в конце дня, дядя приехал ко мне на работу и, довольный, поглаживал тонкие папки проекта.

Дальше он уже крутился один: меня отправили в долгосрочную командировку, и кода я вернулся, в домишке уже был газ. Вместо дровяной печки, стоял газовый котелок, под окнами висели две батареи, белела двухконфорочная плита.

Дядя пребывал в великом восторге и неустанно хвалил Вячеслава.

– Удивительный человек! – говорил он с большим уважением, которое не часто проявлялось у этого обойденного счастьем военного пенсионера. – Он сам даже в горгаз позвонил, чтобы те свою часть сделали побыстрее. Объяснил им что-то по-своему… Вот бы каждому так…

Да, у всех остальных сложится по-другому. Мне вспомнился и бегун в голубом свитере, и мужик с выпученными глазами, с его незабываемым «Пу-уф», и другие, кто ломился в двери Рыженко. Многим из них придется ожидать отведенные месяцы.

– Неловко все же, – как бы поняв мои мысли, вздохнул дядя Коля. – Из-за меня кому-то придется ждать еще дольше.

– Ничего, они и другим быстро сделают, – попытался я его успокоить, хотя сам в то, что такое возможно, не верил.

В день зарплаты я купил бутылку с самым дорогим коньяком и на трамвае поехал к Рыженко. Там у нас обнаружилось расхождение во взглядах на эту бутылку, и возникла дискуссия. Вячеслав говорил, что с его стороны будет свинством, если он с приятелей будет брать мзду, я же уверял его, что никакая это не мзда, а просто-напросто – знак благодарности, и свинство будет уже с моей стороны, если этот знак он не примет. Как ни убеждал я его, как ни уговаривал – он стоял на своем. В конце – концов мы пришли к компромиссу, и вдвоем уговорили… бутылку.

1991 г.

Первый понедельник июля. В кабинете Скорина, начальника строительного управления, собралось человек тридцать работников вызванных им на важное совещание. Управленцы заняли места за длинным столом, примыкавшим к столу начальника, линейный персонал разместился на стульях вдоль стен. Ждали, когда Скорин закончит разговор с главным бухгалтером, который полусогнувшись стоял рядом с ним говорил возбужденно о чем-то и водил указательным пальцем по листу бумаги, лежавшем перед начальником.

Скорин слушал, кривил губы и хмурился. Он был высок, широк в плечах, тучен. Под вижность его мимики никак не вязалась с такой могучей фигурой.

Люди, видя, что начальнику пока не до них, переговаривались вполголоса, шутили, и в кабинете то нарастая, то затихая, стоял неумолкаемый шум.

Наконец бухгалтер отошел от начальника, оставив у него документ, возбуждавший эмоции, и сел рядом с главным инженером на стул.

– А ну, тихо там! – грозно приподнял голову Скорин.

Голос его соответствовал внешности – густой хриплый бас. Он хлопнул по столу тяжелой ладонью, и гомон сразу улегся.

Скорин обвел глазами присутствующих.

– Евдошенко не вижу!.. Где Евдошенко?!

– Он сейчас, Он справку заканчивает, – ответила скороговоркой женщина, привстав за столом. – Вы велели дать вам итоги за полугодие, чтоб рассмотрели сегодня…

– И что же?!.. Как всегда не готовы?.. У вас, как там у студентов, времени всегда не хватает?!.. Производственники!!! У вас итоги всегда под рукой должны быть, как у монаха молитвенник!

Скорин был явно не в духе. Организация, которой руководил он, сползала неудержимо к краю финансовой бездны. Отказ банка в кредите, о чем только что сообщил главный бухгалтер, придаст такому сползанию сокрушающее ускорение. Долги украсятся штрафами, пенями, неустойками и – поехало, покатилось. Такая перспектива была реальной, и это бесило начальника, он готов был сорвать свою злость на первом, кто даст к тому повод.

Таким человеком мог стать Евдошенко, начальник производственно-технического отдела, хотя бы за опоздание, но он уже появился в двери кабинета.

Маленький, щуплый, подвижный, как головастик, Евдошенко, поймав гневный взгляд Скорина, сжался и скользнул на место, закрепленное за ним на время производственных совещаний. Шмыгнув фиолетовым носом поклонника Бахуса, он протянул Скорину большой лист бумаги, испещренный различными цифрами.