Николь Галанина - Меня охраняют призраки. Часть 2

Габриэль равнодушно вздохнула и осторожно нырнула ладонью в свою сумку. Было рискованно вынимать блокнот на глазах у друзей, однако она чувствовала, что уже не может сдерживаться. Ей вдруг показалось, будто она неверными штрихами прочертила длинные ресницы Эстелла, и эта крошечная ошибка, которой могло и вовсе не быть, показалась ей серьёзнейшим грехом, издевательством над светлым образом любимого. Габриэль не представляла, каков настоящий Эстелл внутренне. Она слышала рассказы матери и бабушки, но ни слову из них никогда не верила, поскольку они входили в слишком явное противоречие друг с другом, и слышала городские сплетни, но им не верила и подавно. Эстелл оставался для неё туманной и далёкой загадкой, которую она не могла разгадать, потому она наделяла своего любимого самыми лучшими человеческими качествами, приписывала ему те черты характера, которыми он в жизни не обладал, и с радостью закрывала глаза на все несостыковки между созданным ею героическим образом и поступками, что совершал реальный Эстелл. Габриэль осторожно повернулась спиной к девочкам и к Стивену и быстрым вороватым движением раскрыла блокнот. На неё снова взглянуло бесконечно любимое и дорогое лицо, и ей показалось, будто нарисованные блики в его тёмных глазах сделались больше, словно он тоже обрадовался встрече с нею. Габриэль с затаённым дыханием осматривала длинные, упругие, непрерывные линии, превращающиеся в ресницы, и находила их идеальными – равно как и всё остальное в этом человеке.

– Так что же ты рисуешь? – снова спросила Люсинда и проворно наклонилась вперёд.

Габриэль снова опередила её, захлопнув блокнот и прижав его к своей груди. Её взгляд сделался озлобленным, словно у загнанного в угол зверя.

– Ничего, – сказала она агрессивно. – Люсинда, я же уже говорила, что подсматривать невежливо.

– Просто покажи нам, – с наивной наглостью предложила Люсинда и невинно развела руками, – понимаешь ли, Габриэль, когда человек делает что-либо напоказ – вот как ты, например, – это значит, что он очень хочет, чтобы на него обратили внимание. И мы это делаем. К тому же, нам самим стало интересно. Уверена, что мы не будем кричать от страха, даже если там нарисован горный тролль.

– Это не ваше дело, – помимо своей воли грубо сказала Габриэль и вытянула шею вперёд, так что её лицо едва не соприкоснулось с лицом Люсинды. – Я не хочу это никому показывать.

– Почему? – спросил заинтересовавшийся Стивен и подошёл к ней ближе (Габриэль крепче прижала к себе блокнот, её сердце учащённо забилось).

– Есть… причины, – уклончиво ответила Габриэль, вжимаясь в спинку своего стула.

«Конечно, есть. Они сразу поймут, почему я так скрытничала, они обо всём догадаются, и тогда…» – додумывать до конца она не стала – помешал поднявшийся в её груди колющийся страх.

– Водород, литий, бериллий, – заунывным голосом бормотала Мелисса, повторяя Периодическую систему, – и иже с ними… Химия ещё даже не началась, а мне уже безмерно тоскливо, – пожаловалась она Люсинде.

– Что? – у Люсинды удивлённо округлились глаза. – Ты скучаешь в школе? Я, наоборот, дома тоскую. Мне кажется иногда, что я – птица, которую посадили в золотую клетку из-за её чудесного голоса, но она в неволе так затосковала, что совсем разучилась петь…

– Даже Люсинда стала мечтать о какой-то розовой чуши, – насмешливо вмешался Патрик, предпринявший новую попытку лечь на парту и вытянуть в стороны руки, – девчонки… порода такая.

– Не смешно, – обиделась Люсинда, вздёргивая нос, – с похожим сюжетом есть немало сказок, поучительных, кстати…

– Вот только сказок нам и не хватало, чтобы всем окончательно тут сбрендить, – проворчал Стивен, – знаешь, Люсинда, давай, ты лучше ты всем поможешь разобраться с тестами, которые дала? Теми, что по химии?

– Нет, нет, – с суровым видом отрезала Люсинда, – разбирайтесь сами. Я для того и дала вам эти тесты, чтобы вы хоть немного подготовились к экзаменам. Пойми, я не смогу тебе помочь…

– Не факт, – снова вмешался Патрик, гнусно рассмеявшись, – если попадём в соседние ряды, ты же перешлёшь нам шпаргалку, верно? Ну, по доброте душевной…

– Даже не надейся, – отрезала Люсинда, – я не стану жульничать на экзамене, тем более что это может плохо закончиться для нас обоих.

– А как же насчёт того, что я завалю все свои экзамены, меня попросят из школы, я опозорю свою семью и себя, не получу никакой должности и просижу на шее у родителей всю жизнь или стану бомжом? – продолжал смеяться Патрик. Его щёки наливались весёлой яркой краснотой, словно бока помидора на грядке. – Это тебя не разжалобит?

– Если это и произойдёт, то это будут только твои проблемы, – безжалостно отрезала Люсинда и вдруг тоже засмеялась.

Габриэль тоскливо смотрела на них, пытаясь вызвать хоть отголосок веселья в своей душе. Но та была пуста и глуха, как пересохший колодец, и на все её попытки в подражание друзьям забыть о проблемах отзывалась только злорадной непроходящей болью.

* * *

Десять минут спустя Габриэль, хмурая, как тень от свинцового неба перед началом шторма, сидела за лаборантским столом и сосредоточенно смешивала вещества для произведения реакции разложения, при этом изредка сверяясь с записями в своей рабочей тетради. Её ассистентом была Оона: старательно щурясь, она отмеривала нужное количество каждого порошка на чувствительных весах и передавала пакетики Габриэль с величайшей осторожностью. На лице у неё было написано такое комичное благоговение, что многие ученики в классе не могли удержаться от смеха. Барбара злодейски ухмылялась в течение всего того времени, что Габриэль и Оона проводили опыт, её совершенно не пугала высившаяся неподалёку строгая фигура мистера Скрэблстона, их учителя химии, чьё лицо имело какое-то сходство с мордочкой сердитой крысы.

«Не обращай на неё внимания, – приказала себе Габриэль, – всего лишь делай вид, будто её нет на свете».

Барбара задумчиво начала жевать ручку. Вид у неё был самый невинный и даже настроенный на рабочий лад, но Габриэль понимала, что всё это – лишь фикция. Подтверждением её подозрениям служили совсем не случайные злобные взгляды, которые то и дело метала на неё Барбара, приподнявшись от своей тетрадки.

– Это последний, – сказала Оона, протянув Габриэль пакетик с коричневым порошком. Габриэль высыпала содержимое пакетика в колбу и отстранилась.

Вещества в большом аппарате для смешивания, который занимал две с половиной парты, начали менять окраску – они распадались на более простые вещества, о чём красноречиво свидетельствовало выпадение едва заметного осадка.

Мистер Скрэблстон подошёл к столу, за которым работали Габриэль и Оона, осмотрел полученную ими жидкость и удовлетворённо хмыкнул, приподняв верхнюю губу: