Владимир Пшеничников - Костя едет на попутных. Повести

– А чего тут знать? – разрядил обстановку «Фитиль». – Поехать сейчас в правление, заявить. Начнут лапшу навешивать – бить по высшим инстанциям.

Так устранил Борис Меркушев лёгкое замешательство и похоронил надежду унять брожение постановкой неразрешимых вопросов.

– Конечно! – просиял Швейка и от полноты чувств хлопнул водителя грузтакси по горбу. – Ты, Борь, и поедешь! А то они, бля…

– Я что, – засмеялся тот, – я ничего. Никто, вернее. Артёмов у нас бригадир, пусть он и едет, установка ему понятная.

– Э, нет, – несколько нервически засмеялся Артёмов. – Не получится – опять гундеть станете. – Шока чувствительно ткнул его в бок. – Давайте тогда и доверенных, – закончил бригадир.

– Бери! – разрешил Швейка.

– Он возьмёт, – прогудел Пётр Прокопьевич Лощилин. – Шоку да Шочиху.

Артёмов выждал и спокойно сказал:

– Давайте сами, я подожду.

Он сделал поворот кругом, а за ним исчезли в конторе и Шока с Михалычем. Осаждающие будто осиротели.

– А сколько, не сказал, – бормотнул Санёк Корнеев.

– Наше дело, сколько, – «Фитиль» нахмурился. – Скажем, пятерых?

– Зачем же пятерых? Нынче не воскресенье, – подал голос кузнец Волобуев.

– Ну, троих. Какая разница? Я поеду, Санек и… вон Юрка, – «Фитиль» покосился на кузнеца. – Посмотрим, как он крутиться перед хозяином станет.

– А я? – не умея скрыть обиды, спросил Швейка.

– Берём Ваняку? – «Фитиль» положил руку на плечо обиженному и весело огляделся.

– Пусть едет, – ответил за всех кузнец Волобуев. – Зюзина ещё с глаз долой увезите.

– Чё он орал-то всю ночь?

– Проспится – спроси. Дрыхнет в яслях на ферме – доярки так и не добудились.

«Фитиль» послушал и покачал головой.

– А вы не забыли, чего шумели сейчас? – спросил. – Или только перед начальством повыступать, а так – и трава не расти? Учтите, мужики, – он поднял руку, сжал кулак, потом крепко обхватил его другой ладонью. – Вот так нам надо! Или нечего затеваться.

– Как это нечего! Вы что? – закрутился Швейка.

– Да всё путём, – успокоил их Пётр Прокопьевич Лощилин, – езжайте. Будем про одно долдонить – скорейша надоест.

И тут из-за угла медицинской половины конторы, с улицы, появился приодетый Морозов, Правая Рука. Осаждавшие оживились.

– Подкрепление идёт, – послышалось.

– Этот всё щас перевернёт.

– Здорово, с кем не видался! – между тем подал приветственный знак Морозов и остановился неподалёку от «Фитиля». – Бригадир на месте? А ты, Борис, в центр не собираешься?

– Собирается! Все, Ген, собираются, – подсуетился Швейка.

– А по какому случаю сбор?

– Да всё по тому же.

– Насчёт отделения, – почему-то дружелюбно пояснил «Фитиль». – Ты ведь поддержишь народ? – Он оглядел собравшихся.

– Обязан, – усмехнулся этот непростой, теперь все увидели, человек.

2

В конторе Артёмов сразу подошёл к телефону.

– Не работает, – предупредил Иван Михалыч.

Артёмов поднял трубку и услышал писк открытой линии.

– Звони, звони, пока не кончилась, – поторопил Шока, падая на изодранный кожаный диван.

Славный диван (Артёмов начал с протяжкой крутить диск), повидавший виды… упоминание о нём можно было отыскать теперь разве что в старых инвентарных книгах колхоза «Победа», в составе которого Тарпановка прожила самые «кукурузные», счастливые, в общем-то, годы… Ответила приёмная.

– Ма-аш! – закричал Артёмов. – Кто там у тебя поблизости? Энергетик? А сам где? Никуда больше не собирался? Ну, дай Бердяева… Николаич! Привет. Тарпановка прорезалась, да. Да! говорю. Привет! Слушай, ты найди Ужикова, скажи, тарпановская делегация едет. Делегация! Отделяться, мол, хотят! Мы… Да! Чтоб тебе совсем окосеть… Насчёт отделения! От «Маяка»! Тарпановка – от «Ма-я-ка»! Ты понял? – Артёмов долго, нахмурившись, слушал. – Ты кончай свою философию! Приеду – подпишу. Подпишу, я сказал! Не на кого больше повесить, что ли… Короче, ты найди хозяина и скажи, что я сказал. Отделяться! Да. Скажи – и всё. Пусть соображает. Малость погодя выедем… Да подпишу я твои сраные акта! Всё, – Артёмов бросил трубку. – Лишь бы с плеч долой, начальники. От этих – и думать не стал, отделился бы.

Артёмов посмотрел на Шоку.

– Мне начхать, – сказал тот. – Я на ферме, и мне один хрен, Ужиков там или… Забирай молоко да лесу давай на ремонт.

– Гляди, Михалыч, какой скромник! Нам, что ли, надо? Михалыч вон всякого повидал. И отдельный колхоз… Так, Михалыч? Но тогда, ты знаешь, сколько народу было? И вообще…

– Знаю, – кивнул Шока. – А теперь… теперь время чудес в стране дураков. На базаре один высказался. А сам кривого порося у меня взял за полсотни.

И тут в дверях объявился Морозов, Правая Рука. Артёмов ему обрадовался.

– Значит, определились, поддерживаем?

– Да тебе хули ж – парторгом заделаешься, – пробурдел Шока.

– А тебе чем плохо? Свой ветврач – чистый спирт, – запросто отмахнулся Морозов.

– У тебя, Геннадий Иванович, какой институт? – нарочно поинтересовался Артёмов. – Машиностроительный?

– Политехнический, – уточнил Морозов.

Шока взмахнул рукой и откинулся на торчащую прямо спинку дивана. Глаза его закрылись.

– Я только не пойму, – заговорил Иван Михалыч Кирин. – Ну, высказали вчера претензии. Часть снять: завезти, скажем, сена с волостновских поливных, раздать поросят с фермы…

– Кому-у? – Шока моментально очнулся.

– Народу, как Геннадий говорит. Тому, кто захочет взять. И в духе времени, и поутихнут сами собой. Председатель пусть два комбайна в центральные мастерские примет, премиальным фондом тряхнёт. А как же?

– Да всё так, – Морозов пожал плечами; он попробовал куда-то позвонить, но линия оказалась уже закрытой. – Только нам-то зачем думать за них? – он показал потолок и пол.

Артёмов засмеялся от непонятного удовольствия.

– Поехали со мной, – предложил.

– Я на грузтакси.

– Не понял.

– Да всё ты понял! – засмеялся Морозов. – Езжай отдельно, только не отрывайся, пыли на виду. Без нужды мараться нечего, самого потом смарают.

– Вы серьёзно, что ли? – сдвинув шапку, вытаращился на них Шока.

3

Говорить начали за развилкой, выехав на волостновскую грунтовку.

– Тут стой, – сказал Морозов. – Пусть командир догоняет.

– И как он? – закурив, спросил Борис Меркушев.

– Там посмотрим.

В зеркале заднего обзора показался «шиньон», начал было притормаживать, но Борис махнул рукой, чтобы проезжал, и поднял стекло дверцы; в кузове загалдели доверенные.

– Его бы сзади пристроить, – усмехнулся Морозов, морщась от проникающей в кабину пыли. – Для ясности: едем потому, что всё равно надо начинать. Общее собрание не раньше зимы будет.

– Ясно, не раньше.

– На неделе таких доверенных надо в Мордасов заслать. Пусть мелькают. Но раньше времени сдвига не будет. Ничего не будет раньше времени.