Дмитрий Ломов - Планшет

Планшет

Вместо предисловия.

Однажды старшая дочь затеяла генеральную уборку на своей половине бабушкиного дома. Добралась до платяного шкафа и стала сортировать вещи на две кучки: полезное и хлам.

– Пааап, тебе это портмоне нужно?

Заинтересованно подошёл, у меня ведь никогда не было портмоне. Подошёл и глазам не поверил – был уверен, что офицерский планшет времён Великой Отечественной войны навсегда остался в моём детстве. А он, вот – лежит между двумя стопочками «полезное» и «хлам». Лежит и ждёт, в какую определят.

– Дочь, это не портмоне. Это планшет. В нём мои детство и юность, в этом планшете. И не только мои.

– Планшет???

– А ты думала – планшет придумали в компании Эппл?

А появился планшет у меня так…

***

Дядя Миша был танкистом и дальним родственником нашей семьи. Воевал в Великую Отечественную, вернулся победителем и стал пить. Про войну дядя Миша рассказывать не любил, но детей любил очень. Этот планшет – его подарок.

Чего я в нём только не хранил, в этом планшете, но всегда самое ценное. Однажды начитался про шпионов. Книжные шпионы делали из обычной книги контейнеры. Вырезали в листах полость и хранили в ней свои шпионские тайны. В детстве секретов у меня было не меньше, чем у шпионов и мне тоже был нужен такой тайник. Смастерил его из учебника английского языка для пятого класса. С тех пор с английским у меня не очень. С немецким почему-то тоже. Зато тайник получился отменный. Эту книгу-контейнер я тоже в планшете хранил. Лет двадцать после детства.

***

Мне всегда нравилось копошиться в ящиках бабушкиного комода. Столько интересных штук в одном месте и сразу я больше никогда и нигде не находил. У каждой – своя история.

***

За два года до смерти, дядя Миша бросил пить.

– Знаешь, – сказал он мне как-то, – Жизнь такая замечательная, а из-за водки я почти всю её пропустил. Теперь уж не наверстаю, – затушил сигарету и вернулся к взрослым.

Ничего больше не помню про дядю Мишу. Только слова эти и планшет.

Открываю планшет и достаю из него разные штуки. По одной.

ПОГОНЫ

В армию я идти не хотел – нет ничего страшнее неизвестности. Два года вдали от дома и тех, кого любишь – серьезное испытание для 18-летнего пацана.

Помню на призывном пункте, мы спасались от жары в тени трансформаторной будки и ждали, когда нас разберут «покупатели». Покупателями на армейском языке называли офицеров, которые приезжали в областные военкоматы за пополнением. Личные дела новобранцев тщательно изучались, сортировались в стопочки и если у «покупателя» были дружеские отношения с коллегами из военкомата, ему доставался первосортный материал. А если нет, подсовывали без разбора.

И вот, сидим мы в тенёчке трансформаторной будки, ждём, когда из июньского марева за нами вынырнет хоть какая-то определённость, ждём и боимся признаться себе, насколько нам страшно.

В этом теньке я впервые осознал – два года! Двадцать четыре месяца!! 730 дней!!! Вечность.

Вечность пролетела чуть медленнее истребителей МиГ-29, которые наша часть обслуживала в Ростове-на-Дону. Дембель.

Готовиться к демобилизации я начал за полгода до приказа министра обороны Дмитрия Язова. Последнего министра обороны СССР, последнего маршала Советского Союза.

Уходить из части решил в модернизированной парадке, но клоуном выглядеть решительно не собирался, поэтому улучшил парадную форму одежды по минимуму: шеврон на кителе на белой подложке и пластиковые вставки в погоны, чтобы погоны не мялись.

Для шеврона разработал собственное ноу-хау.

До меня миллионы дембелей Советского Союза мастерили подложку из десятка слоев подшивы для подворотничка, прихватывая их ювелирными стежками один к другому. Долго и муторно.

Копировать чужой опыт мне было жаль времени, да и просто лень. Поэтому вырезал по контуру шеврона картон чуть б ольшего размера, обтянул его белой тканью в два слоя и посадил на клей ПВА. Быстро, дешево, красиво. А чтобы шеврон был чуть выгнутым, сушиться я его приспособил к бутылке-чебурашке из-под лимонада.

Когда друзья-дембеля увидели результат, мне пришлось сделать еще с десяток копий.

Рубашку купил офицерскую, погоны прапорщицкие. К ним на ПВА приклеил буквы "СА" – советская армия. Всё.

И никаких аксельбантов!

Но даже с такой минимальной «красотой» патрулю на глаза лучше было не попадаться.

Из части я уходил вместе со своим закадычным армейским дружком Серёгой Поздняком. Уходили, переодевшись в гражданскую одежду – в нашей парадке за ворота нас никто бы не выпустил.

За пять минут дошли до квартиры сердобольной женщины Ирины, которая работала вольнонаёмной служащей в офицерской столовой части №65222. Молодая одинокая Ирина воспитывала сына призывного возраста, поэтому сочувствовала солдатикам.

Я неоднократно бывал приглашён к Ирине в гости на чай и домашние пироги, где отогревался душой от суровых армейских будней. Знаю, звучит фраза пошло, но так оно и было на самом деле – после казармы, обычное чаепитие в тесной хрущёвке, казалось маленьким чудом.

А ещё, Ирина любила хард-рок и бардовские песни. Любимой певицей Ирины была Сьюзи Кватро, а любимой группой "Pink Floyd". Стены малогабаритной Ириной квартирки украшали самодельные постеры рок-групп и графические абстрактные картины, выполненные чёрной тушью.

Наши вкусы совпадали.

Ирина была первым критиком моих песен, которые сами собой стали сочиняться у меня в армии. Критиковала Ирина безжалостно, но всегда по делу. Но и в обиду мои робкие начинания не давала.

– Подумаешь, песенку сочинил, – скептически морщился рядовой Ерохин, – Если бы у меня было столько свободного времени на боевом дежурстве у телеграфного аппарата в отдельной комнате, я бы ещё и не такое сочинил.

– Ероша, зависть – плохое чувство, – улыбалась Ирина, – Ты бы нифига не сочинил даже в отдельной комнате, даже со спиртными напитками.

– А чо, выпить есть, Ир? – оживлялся Ерохин.

– Ну, ты и наглец, Ероха! Иди, картошку чисть.

В общем, свою красивую, но совсем неуставную парадную форму одежды, мы хранили у Ирины и перед отъездом переоделись у неё в квартире.

До вокзала добрались без приключений – мы с Серёгой были очень осторожны.

У касс, где продавали билеты только для военнослужащих – в 1988 году ещё были на советских железнодорожных вокзалах такие кассы – мы предъявили документы, по которым полагался бесплатный проезд в плацкарте до места назначения – это был прощальный подарок от Родины. Но плацкарт это было так не празднично… И мы шиканули – доплатили за билеты в купейные вагоны – Серёга до Тулы, я до Саратова.