Василий Панченко - На лопате

Два раза в неделю в клубе показывали старые фильмы с болванами-фашистами и молодцами советскими разведчиками. Обычно сеансы сопровождались дружным храпом зрителей. Стройка, темень, тепло, много раз просмотренный фильм усыплял лучше снотворного.

В субботу политзанятия, каждый взвод занимался отдельно. Сержантов начальник штаба Корбу, очень толстый, похожий на бочку кваса затянутую в не по размеру маленький мундирчик. Корбу – любил поучать, не мог пропустить мимо себя солдата, чтобы не прочитать ему какую-то банальную нотацию. Поэтому встречи с ним старательно избегали все, даже мичманы и прапорщики, не говоря уже о сержантах и солдатах. Сержантов командование выделяет из общей массы. Главный критерий отбора сержантов – сила. Власть, данную сержанту Уставом, подкрепляли физической силой. В немногих случаях сила совпадала с другими человеческими свойствами.

Нужно обладать твердыми представлениями о добре и зле, чтобы в восемнадцать лет, не имея опыта, пользоваться властью над людьми. Устав предписывает сержантам обучать и воспитывать солдат. Чему Куликова мог обучить сержант, которого самого ничему не научили. Военных строителей ничему военному не учили. Учить некогда, нужно выполнять план строительства. И все же по Уставу «Подчиненные обязаны бесприкословно повиноваться начальникам». Выделяя из массы, командиры прямо или косвенно внушают сержантам их значительность. Некоторые сержанты не выдерживают испытания, начинают верить в свою непогрешимость. Спасает «дедовщина», слишком зарвавшихся кулаками ставят на место. Не помогает и то, что сержантов в основном выбирают из физически крепких ребят. «На каждого богатыря есть свой «винт». – Сказал Кулыгин, когда они с Куликовым обсуждали тему «сержанты и их место в стройбате», при этом Кулыгин налил Куликову полстакана домашнего вина приобретенного по случаю на базарчике около почты. Кулыгин, будучи младшим сержантом и штатным «комсомольцем» отряда был обязан ходить на почту отправлять письма, посылки, и приносил соответственно с почты письма и мог проводить солдата для получения посылки.

Еще в учебной роте Куликов столкнулся с отношением офицеров к сержантам. Ерошин (Менстрик) спросил сержанта Олегова, командира отделения «духов», восемнадцатилетнего непосредственного начальника Куликова, где солдаты его Олегова отделения. Олегов, пор натуре добрый парень, ставший сержантом благодаря выпиравшей из-под гимнастерки мускулатуре (результат серьезного увлечения плаванием), растерялся. Олегов был в тот день дежурным в столовой и просто не знал, что все сидят в техклассе и Устав «читают». Куликов попытался выручить Олегова, с которым немного подружился, и сказал, что все сидят в техклассе. Ерошин, не обращая внимания на пояснение, не для этого он спрашивал Олегова, бросил фразу из которой Куликов все понял: «Какой-то солдат знает. А сержант не знает, где его люди». Вот это «какой-то солдат» все прояснило для Куликова, не надо отвечать на вопросы, ответы на которые тебе знать не положено. В царской армии солдат мог ответить «не могу знать, ваше благородие!». Благородия погибли на Перекопе, вместе с благородством. Офицеру, который не проявляет человеческих качеств по отношению к солдатам, типа Менстрика, бесполезно что-либо у солдат спрашивать. Ни кто ничего не знает, а если даже знают – не скажут, хоть пытай.

Самым тяжелым днем для Куликова стало воскресенье. Время словно замирало. Делать нечего. На поверхность всплывала тоска по дому. Увольняшки – увольнительные записки в город выдавали скупо. Первый месяц «духов» вообще не пускали в увольнение. Приходилось сидеть в части, глядеть на высоченный забор, отделявший от гражданской жизни. Мичман Бык и капитан Серов разрешали по воскресным дням спать, сколько влезет. Единственное требование, раздеваться и ложиться под одеяло. Лежать одетым строго запрещено. Кое-кто в виде компромисса, забирался под одеяло одетым. Так в холодной казарме теплее и потом одеваться не нужно, если спать надоест. По воскресеньям ходили в городскую баню, что была напротив кинотеатра «Севастополь». Бойкое место. Можно стрельнуть сигарету, тогда начинался табачный дефицит. Каждую сигарету курили двое-трое солдат. «Оставь покурить» в части слышалось чаще, чем «здравия желаю».

Севастопольцы охотно угощали солдат сигаретами. Нестарый мужчина, к которому обратился Куликов, долго извинялся за отсутствие сигарет. Он, хорошо понимал, что значит отказать солдату в такой малости. Просто стыдно, тем более, сам был солдатом. Куликов подумал, что настоящий человек не обидит собаку или солдата.

В бане тесновато. Спустя минут двадцать, «духов» прогоняют: «Хватит плескаться, мало еще служили». Куликов из принципа не уходил, но его и не прогоняли. Он уже вышел из разряда «духов», не ощутив на себе в полной мере «духовскую» жизнь. Физически он не испытывал угнетения. Морально тяжело переживал происходившее, не в силах что-либо изменить.

В предбаннике, натягивая сапоги, рыжий солдат вымазал руки гуталином. Озабоченно осмотрел их и тщательно вытер о занавеску. Что ее жалеть, его бы кто пожалел.

Из бани шли небольшими группами вот и КПП (контрольно-пропускной пункт) части. «Куликов! Тебя вызывает замполит Гурьев». – Крикнул через окошко дежурный по КПП сержант. – «Он у себя, в щтабе».

Куликов отдал банное полотенце Слонову, тоже попавшему служить в первую роту и повернул от КПП в штаб.

«Зачем он меня вызвал? Может быть, хлопоты Морбинчука увенчались успехом?», – думал Куликов, о чем-то дурном думать не хотелось.

Длинный штабной коридор, много дверей с табличками, там в самом конце коридора кабинет Кулыгина, там комитет комсомола части находится. Направо кабинет комбата Линевича, напротив начальник штаба Корбу. Рядом кабинет замполита части майора Гурьева.

Куликов поднял руку постучать в дверь, кисть мелко задрожала, стуча по воздуху. Куликов глядел на свою руку – даже стук в дверь определяет положение человека. Вспомнил где-то прочитанную цитату из Бакунина: «От свободы нельзя отрезать ни кусочка, ибо в этом кусочке и сосредоточивается сразу вся свобода». «От моей относительной свободы отрезали увесистый кусок. Даже стуком в дверь подсознательно хочу угодить человеку, к которому попал в зависимость. Он – командир и значит всегда прав? Нет, не дождетесь». – Куликов три раза стукнул в дверь. Звук получился «несколько наглый» с удовольствием заметил Куликов.

– Товарищ майор. Рядовой Куликов по вашему приказанию прибыл, – доложил Куликов.

– Заходи. Садись – ответил Гурьев. – Как служба?

– Все нормально.

– Жена пишет?

– Да. Недавно письмо получил.