Алена Ушакова - Ангел смерти. Рассказы

Днем под стук колес и крики детей, носившихся по коридору, я уснула. Не помню, что мне снилось, наверное, ничего. Когда я проснулась, дверь купе была открыта, попутчики изнемогали от жары и духоты. Наша самая маленькая соседка капризничала и плакала, мать уже не имела сил успокоить ребенка. Моя подруга жаловалась, что ее голова сейчас расколется на части. А меня вдруг резанула мысль: «Это что? Меня отшили, бросили второй раз за это лето? Как еще понимать его поведение?» Поезд резко мотнуло на повороте, задребезжали стаканы, заволновались соседи, а у меня вдруг сжалось сердце. Теперь я думаю, это было предчувствие.

Поезд мчал нас все вперед и вперед, задавал четкий ритм, укачивал, убаюкивал и успокаивал, казалось, твердил без конца: «Все пройдет, все пройдет, все пройдет…» Я подумала, что, когда сойду с поезда на вокзале родного города, этот адлерский роман покажется мне сном, а через несколько недель и совсем забудется. От этой мысли стало легче. А за окном уже хозяйничала ночь, и до того мига, который поделил жизнь всех в этом поезде на «до» и «после», оставалось совсем ничего.

Вы, наверное, видели сюжеты об этом террористическом акте в новостных передачах центрального телевидения, броские блоги «Новый террористический акт на юге России», статьи в прессе под такими же заголовками. К счастью для меня, я этого не видела. Мать потом рассказывала, девчонки на работе спрашивали. Говорили, что движение на этом участке железной дороге восстановили на удивление быстро, а расследование взял под личный контроль премьер-министр. И вскоре выяснили, что взрывное устройство на рельсах установила восемнадцатилетняя девочка – вдова чеченского боевика. Многое говорили… Сюжеты в новостях мелькали каждый день почти неделю, пока новый теракт или новая крупная техногенная авария не сменила нашу тему в ежедневных сводках боевых действий на территории нашей мирно живущей страны… К счастью для меня, я ничего этого не видела.

И, если вы попросите рассказать, как это было, я не смогу. С тех пор, как меня выписали из больницы, и мать привезла меня домой, в наш город, ко мне неоднократно обращался ваш брат журналист, просили дать интервью. Я всем отказывала. Вы первый, кому я ответила согласием.

Так вот, если вас интересует, как все это произошло, я вам абсолютно бесполезна. Из моей памяти совершенно стерлось, что я и мои соседи по купе делали за минуту, за секунду до взрыва. Наверное, все спали? Может быть, ведь, был третий час ночи. Не помню, поняла ли я, что это был взрыв? Не знаю. Но, если вам важно понять, что чувствует человек, оказавшийся в самом пекле, внутри этих боевых сводок, по ту сторону экрана телевизора, то это ко мне…

Помню дикий скрежет металла, чудовищный звук разрыва, перелома, как будто какой-то огромный металлический монстр, в одночасье порванный пополам, плакал от обиды. Еще звуки падений, как будто десятки яблок сорвались с веток и градом посыпались на землю. Кажется, я сама упала с верхней полки. Как я потом узнала, взрыв произошел под соседним вагоном, его сразу разнесло на куски. Остальные вагоны сошли с рельс, наш перевернулся и упал в стороне от железнодорожного полотна. Основная часть состава уцелела, именно из этих вагонов ринулись смельчаки на помощь пассажирам обрушенных вагонов. Я этого не помню, как не помню криков отчаяния соседей и спасателей, прибывших оперативно, через каких-то двадцать минут (рядом оказалась станица), не помню людей, которые оказывали мне первую помощь, не помню врачей «Скорой помощи». Но полет нашего вагона, его кульбиты запечатлелись в сознании навсегда. Потом скажут, что именно такое падение и стоило жизни большинства пассажиров. Не знаю…

Я закрываю глаза, и эта ночь снова со мной: дикий скрежет металла, десятки яблок, падающих наземь, и острая нечеловеческая боль. Она как сверхновая звезда мгновенно взрывает все мое тело, мой позвоночник – ее основной стержень. И какой-то смешной вопрос, застрявший в мозгу: «Это все происходит со мной?!» И все это – в одно долгое мгновение. А затем боль исчезает, как будто и не было. На долю секунды, но только на долю, я чувствую себя раздавленной под монолитной плитой (как потом оказалось, под продавленной крышей вагона и дверью купе). А потом – тишина.

Нет ни скрежета, ни движения, яблоки упали и умерли, боли больше нет, а есть странная, удивительная, небывалая легкость и… музыка, задумчивая и сентиментальная. Я легко, без посторонней помощи выбираюсь из-под обломков вагона, удивленно оглядываю себя. Ничего себе! Ни царапины, ни пореза на голых ногах, которым защитой были только шорты. Ищу глазами Лариску, а вот и она, помогает подняться с земли и избавиться от осколков стекла в волосах нашей соседке. Та держит на руках четырехлетнюю дочь, которая еще не успела проснуться. Следом идет молодая пара из соседнего купе, а за ними шестилетний мальчик, который днем кричал и топал в коридоре громче всех, и другие пассажиры, их много. Все целы. И вдруг мой взгляд натыкается на Егора. Да-да, на Егора – одного из мальчишек, бывших с Ним, одного из учеников.

Я замираю, я не знаю, как это описать. Где-то слышала выражение – глаза горят как уголья, вот это про него. Волосы, раньше аккуратно причесанные, теперь развеял ветер. Но не это самое главное – два мощных белых крыла вырастают за спиной юноши и достигают земли, на белых одеждах – перья и птичий пух. Так вот из какого гнезда ты, мой птенчик!

Егор не видит меня, он спешит к Лариске. Та с неохотой отрывается от соседки, поднимает голову и смотрит на лик ангела. Он бережно берет ее за руки. Они смотрят друг другу в глаза. Она что-то говорит, он согласно кивает, потом он говорит, а она… плачет.

– Лариса! Лариска! – кричу я и хочу бежать к подруге, но ноги не слушаются.

Ангел расправляет крылья, огромные белые опахала, один взмах, и он взмывает ввысь, держа Лариску за руку. А небо, в которое они устремились, совсем незнакомое. Не звезды, а странные облака, невообразимые перистые образования, похожие на крылья ангела, вижу я на небе. Если приглядеться, можно сравнить их с пирамидами или конусами, нет, скорее с уходящими в бесконечность трубами.

– Это туннели Вечности, – тихо говорит Он, следя за моим взглядом.

Я отрываюсь от неба, смотрю на Него, неизвестно когда оказавшегося подле меня, и небо опускается вслед за мной в бесконечную синь его глаз, в горящий решимостью и мужеством лик Ангела смерти. В руках его длинный серебряный меч ночи, одежды не столь белоснежны, как у ученика, и два огромных крыла не белеют, а отливают багрянцем. Я оглядываю Его с удивлением и почему-то спрашиваю:

– Ты не похож на Егора… своего ученика?

– Конечно, не похож, – шепчет Он, – он принял смерть невинным, а мои руки в крови…