Александр Кваченюк-Борецкий - Три кита. Шахтерский роман

В это время зазвучала новая мелодия, и, мельком глянув на сцену, Грохов увидел Анжелу в стренгах и в лифчике. На миг ему стало не по себе, и он машинально отвернулся. Затем, немного осмелев, посмотрел снова. Анжела была удивительно хороша! Так хороша, что на секунду он позабыл обо всех своих страхах и сомнениях. Ее маленькие совсем детские плечи, тонкая талия… Плавно раскачивая бедрами в такт мелодии, она подошла к краю сцены. В этот момент какой-то пьяный мужлан схватил ее за ногу и потянул на себя. Девушка, потеряв равновесие, прямо с освещенной сцены с криком провалилась в полумрак зала. Тотчас послышались шум падающих предметов, звон битой посуды и ужасная ругань. Вскочив из-за стола, Грохов кинулся в самую гущу событий…

– Ну, вот, дядя! Мы и порезвились! – сказала Анжела, когда они уже сидели в машине. – Неплохо все получилось, да?

«Лексус», рыкнул и, рванув с места, нырнул в непроглядную ночь пустынного города.

На следующий день, Грохов сидел на наряде в темных очках.

– Ну, ты, Михалыч, сегодня прямо, как Джеймс Бонд! – не удержавшись, как всегда, пытался острить Ляхов.

Горнякам и, в самом деле, непривычно было лицезреть Грохова подобном виде. С модным аксессуаром на носу, скрывавшим почти треть его лица. Это создавало некоторое неудобство при общении. Когда начальник и подчиненные смотрели друг другу в глаза, между ними было гораздо больше взаимопонимания, поскольку контакт был более плотным. Лишенным каких-либо барьеров в виде непрозрачных стекол. Тем не менее, в том, что Грохов нацепил на себя темные очки, был и положительный момент. В этом крылась какая-то особенная, и даже приятная, новизна. «Может, пофраериться решил начальник, или еще – что?» – затаив беззлобную усмешку во взорах, про себя думали горняки. Возможно, подобное, как они считали, чудачество шефа, сперва и привело их в некоторое замешательство, давая столь желанную пищу для посторонних размышлений, до самого окончания наряда… Ведь шахтерская жизнь, как накатанная колея, весьма однообразна. Но Грохов вовремя направил мысли горняков в нужное русло.

– Дались тебе, Вова мои очки! Ты бы лучше подумал, как перед новым директором в грязь сопельником не ударить да уголька поболее отгрузить!

– Отгрузим, Михалыч! Никуда не денемся! – согласно кивнул Ляхов. – Только ты, сегодня и впрямь, какой-то не такой! Даже голос у тебя хрипит, как у радио, когда оно нужную волну никак поймать не может. Простыл, что ли?.. Или на нервной почве – хандра?.. Так, ты зря не расстраивайся, мы тоже переживаем…

И, понизив голос почти до шепота, и, приставив ладонь ко рту, он продолжил:

– … Что шахту могут прикрыть!

– Что? Что ты сказал?! Да, я тебя …! Я тебя скорей с участка вышвырну, если выработку свою сейчас же не забутишь! – неожиданно взорвался Грохов.

– Это, ты – зря, Михалыч! Если я с шахты уволюсь, то ее точно закроют! – спокойно заметил Ляхов, уже выходя с участка. – Кадры, вроде меня, это, тебе, не куски породы. Ими не бросаются…

– Ага, бросил бы да, боюсь, промажу! – вдогонку ему рявкнул Грохов.

Татьянке исполнился год, когда у молодоженов начались первые семейные трения и даже ссоры. А, все – из-за того, что однажды к родителям Алены в гости, а, заодно, и родных сетрёнок навестить, еще одна из которых проживала буквально в двух кварталах от отчего дому, из другого города приехала старшая дочь. Звали ее Уля. Это была довольно полная меланхоличная и очень чувствительная особа. После знакомства, а потом и короткого общения с ней, Гаврил так и не понял, замуж, в свое время, она вышла или сожительствовала с мужчиной. Но, по ее словам, отношения у них были довольно ровные. Лишенные особенной страсти и, тем более, ревности. Именно этим Уля объясняла, что супруг не цепляется за ее юбку, как репей, и она чувствует себя в подобных отношениях совершенно свободно. И того же своей сестре желает. Мол, нервы беречь надо. А этого в супружеской жизни можно достичь, если только муж и жена будут уважать друг друга. Любовь – это все выдумки. Сказка.

Улю нельзя было назвать ни красавицей, ни даже просто симпатичной молодой женщиной. Больше всего к ней подходило слово «обыкновенная». То есть, абсолютно ничем не примечательная. «Наверное, поэтому у ней и жизнь, и жизненная философия, что называется, никакая», – подумал про себя Гаврил.

Вместе с Улей приехала ее малолетняя дочурка. Они занимались тем, что гостили, то у родителей, то у другой сестры Алены, которая также была старше ее на три года. Имела мужа и двух детей. Иными словами ели, пили, спали. Без конца сорили кожурой от семечек и болтали о том, сем без умолка. Однажды, Гаврил и Алена остались в квартире наедине. Еще с утра он заметил, что его благоверная, то и дело, раздражалась по пустякам. Наверно, поэтому, за что бы она ни взялась, все у ней из рук валилось. Она покрикивала на маленького ребенка, чтобы тот не капризничал. Затем принялась и за супруга.

– Опять на диване разлегся, Гаврик? А мусор из ведра выносить, кому прикажешь? А, грязную посуду, кто будет мыть? А – в магазин за хлебом?.. Обед готовить, снова – мне?.. Не слишком ли много на мою бедную голову забот свалилось, как ты считаешь?

И она в досаде со всего размаху хлопнула об пол тарелкой, которую, придя в зал из кухни, держала в руке. Тарелка разбилась на мелкие кусочки. В растерянности Гаврил аж подскочил с дивана.

– Аленка, да что – с тобой? Ты сегодня не с той ноги встала?

– А с какой надо? С правой или с левой? Или – со средней? Но это только ты можешь!

Гаврил наклонился и молча собрал осколки битого стекла.

– Уля правильно говорит! Мужа ты, говорит, Аленка, при твоей-то красоте и получше могла бы найти! С машиной. С квартирой. И ростом, чтоб повыше был! А твой, говорит, в шахте работает, а зарплата у него – смешная! Да и сам из себя ничего особенного не представляет. Дура, ты, говорит, дура! Будешь теперь всю жизнь с таким маяться.

После этих слов, Гаврил поначалу немного даже растерялся. А потом вскипел.

– Ах, вот, значит, в чем дело? Выходит, ты – красавица писаная, а я – урод!.. Ну, так еще не поздно расстаться! Ищи себе принца на белом коне, кто же – против? У твоей подлой сестрицы жизнь и вправду не сложилась! Вот она и завидует нашему счастью. От злости у нее все внутри переворачивается. Наверное, ночью спит и во сне зубами скрежещет. Все думки у ней – об одном, как бы родной сестрице душу испоганить!

– Ты Ульяну не трожь! Лучше на себя в зеркало посмотри! Ни рожи, ни рогожи! А зарплаты твоей даже на тормозки не хватает!

– Да, добычи, какой надо, нет уже третий месяц подряд! Я-то тут – причем!

– Углем, что ли, обеднели?

– Да, не углем, а план завышенный сверху спустили! Нереальный! Вот и не справляемся!