Марина Горина - Уфринские хроники черной вороны

Ах, как тяжело многим, очень многим, мириться с циклом из 24-х часов! Анечка росла благоразумным ребенком, и любила поразмышлять на всякие заумные темы. Она решила – все сложнее, чем кажется. Наверное, Землю населяют жители сразу нескольких планет. Отсюда – жаворонки, совы, и те, кто прекрасно уживается в обычных сутках. Эти уж точно произошли на Земле.

Анечка любила ночь. Ночью все звуки и запахи преображались. День – это неизбежная необходимость, которую она просто терпела. Только ночью она могла дышать полной грудью, только в тишине спящего города она просыпалась. Кровь быстрее бежала по ее жилам, мозг работал странным, удивительным образом. Она могла видеть все иначе, понимать глубже, чувствовать сильнее. Сыночек, Артурчик, еще не выдрессированный условностями Земной жизни, тоже жил в полном соответствии со своей генетической памятью. Анечка его прекрасно понимала. Что поделаешь, если память далеких предков с другой планеты диктовала им другой ритм жизни, совсем не Земной…

Утром, проводив мужа, Анечка складывала белье в стиралку и укладывалась вместе с Артурчиком спать. Часов до трех, четырех дня. Они просыпались и шли в магазин, покупали продукты и заодно гуляли. Потом встречали папу. Проводили вместе вечер. Ночью Анечка пекла, убирала дом, жарила и тушила. Под утро складывала кастрюли-сковородки в холодильник и варила кофе. Будила мужа, провожала на работу. И все опять повторялось.

Окно кухни, «ночного кабинета» Анечки, выходило во двор. Она знала наизусть звуки ночной жизни. Как ветер гоняет по асфальту пустую баклажку. Как бездомные собаки потрошат мусорные баки. Она гладила рубашки, на плите что-то булькало. Артурчик сидел в высоком креслице, переговаривался с мамой:

– А!

– Да, цаватанем, сейчас доглажу и возьму тебя на ручки – отвечала Анечка.

– АААААА! Гу! – радовался сын.

– Заткнись, урод! Змееныш, выблядок, не ной! – нечеловеческий голос прокаркал во дворе.

Анечка остолбенела, окаменела, чуть утюг не выронила с рук. Такой ужасный, без интонаций голос произносил мерзкие слова! Анечка выглянула в окно: возле мусорных баков стояла бомжиха, похожая на сливу на коротких ножках. Голова без шеи у нее тоже была как слива. Желтый, яркий и ровный свет фонаря освещал площадку с контейнерами. Слива рылась в мусоре. Под ногами у нее, в тени бака, возле сумки, копошилась небольшая серая тень. Не то собака, не то… ребенок!!! Анечка не могла выдохнуть огненный воздух, грудь распирало. Слива палкой с крючком, которым рылась в отбросах, отпихнула ребенка от сумки:

– Не жри, гаденыш! Урод! – Анечка метнулась к двери, оглянулась на сына. Вернулась, схватила Артурчика и бегом побежала в спальню, уложила его в кроватку, рядом со спящим мужем. Артурчик, перепуганный, молчал. В шлепках и тонком халате птицей слетела со второго этажа.

Во дворе было пусто – не успела…

Утром Анатолий спросил:

– Аня, что с тобой? Что-то случилось? – и это «Аня» – выражало крайнюю степень тревоги. Они видели друг друга насквозь, они дышали в одном ритме, эти муж и жена. С первого и до последнего дня их жизни. И понимали все они одинаково, и решения принимали тоже одинаковые. Вернее, не два одинаковых решения – а одно на двоих. Был составлен план действий. Анечка, гуляя днем с сыном, должна была поспрашивать, не знает ли кто такой женщины, и где она живет. Анатолий, после работы, решил зайти к соседу, Петровичу. Майору милиции. Должны же быть социальные службы защиты детей от таких уродов. И уголовную ответственность такие нелюди должны нести!

Поиски не дали ничего. Никто даже не слышал о бомжихе, роющейся по ночам в мусорных баках.

Городок был небольшой, выросший из рабочего поселка. Частного сектора в нем практически не было; странно, необъяснимо все это было – чтобы никто не знал Сливу? Или это было только жуткий ночной кошмар? Анечка вспоминала снова и снова; болезненная заноза сидела у нее в мозгу. Не давала покоя. Уродливая фигура, каркающий голос. Странные, нелепые движения. Леденящий ужас, какой обычно сопровождает кошмарные сны. Что-то неуловимо напоминало ей эту нереальную, жуткую сцену у мусорных баков. Анечка вспомнила: Капричос Гойи! Достала альбом, вот оно: «Когда рассветет, мы уйдем».

Анечка загрустила. Толик не мог понять, что с ней. Только чувствовал, что все очень, очень не просто. А она не могла рассказать ему, что уже сама сомневается, ЧТО видела тогда, ночью! Ну, как сказать – я инопланетянка и могу видеть то, что другие НЕ ВИДЯТ? Что полуночный призрак Гойи приходил к ней? Время шло, Слива больше не приходила.

Через четыре месяца, день в день, они пришли. Слива и мальчик. Артурчик уже начал привыкать к жизни на Земле, и сладко спал в три часа ночи. Анечка на кухне сидела одна и проверяла расчеты мужа по крекинг-процессу. Он готовил докладную записку, где обосновал необходимость реконструкции одной установки.

Опять тарахтение палки с крючком по стенкам бака. Опять чудовище изрыгало отвратные слова. Только фигурка ребенка, казалось, стала еще меньше. Анечка не успела подумать, она боялась еще раз упустить их – с пылающими щеками и горящими глазами вылетела во двор.

– Молчи, молчи, молчи! Дура, уродка, молчи! – Анечка бежала, вытянув вперед руки.

Толстое чудовище медленно развернулось и стало замахиваться палкой с острым, блестящим крючком. Анечка, не тормозя, со всего разгона, толкнула тушу. Туша боком упала, зацепившись сливой-головой об угол контейнера. Кровь на асфальте была почти черной под желтым светом фонаря. Серенькая маленькая тень, почти бесплотная, стояла, опустив ручки. Анечка схватила это бестелесное, глазастое нечто. Крепко-крепко прижала к себе и тигриными скачками понеслась домой. В прихожей столкнулась с Толиком. Не выпуская добычу из рук, сказала:

– Она там лежит. Я убила ее.

– Закрой дверь, никуда не выходи, отключи телефон, жди! – Толик на ходу натягивал куртку, захлопнул дверь. Анечка, крепко прижав невесомое, замершее тельце, зашла в ванную, открыла кран. Прошла в спальню – Артурчик спал. Потом на кухню, за булками и котлетами. Она купала ребенка и прямо в ванне кормила его. Он не разговаривал, но Анечке было все, все понятно. Толик вернулся часов в десять утра. Вместе с Петровичем. Анечка с двумя детьми крепко спала, как будто не с ней случилось СТРАШНОЕ. Проснулась она от звона посуды и тихих мужских голосов. Петрович и Толя пили чачу, закусывали портулаком и острыми баклажанами. Никакого тела во дворе они не нашли. В милицейских сводках не было ни одной зацепки. Ни в больницах, ни в моргах. Петрович сказал сидеть тихо и не высовываться. Если Слива объявится – сразу сообщить ему. Анечка знала – не объявится. Капричос. «Когда рассветет, мы уйдем»…