Самуил Ходоров - Белая Лилия

– Да, уж в наше незабвенное время со всем этим было намного проще.

Родители Виктора встретились во время войны. Знакомство их не было овеяно романтикой вздохов и свиданий: оно пришлось на время самых кровопролитных боёв советской армии с гитлеровскими нацистами. Так сложилось, что отец и мать Виктора входили в состав медицинского персонала санитарного эшелона, который, по сути, представлял собой больницу, передвигающуюся по железнодорожным рельсам. Такие санитарные поезда во время войны ещё называли поездами спасения. И, действительно, врачи этих поездов, при острейшем дефиците необходимого медицинского оборудования, лекарств, перевязочных материалов и анестезирующих средств делали всё возможное, а скорее даже, невозможное для спасения жизни раненых солдат и офицеров. Мать Виктора, Эмма Абрамовна Гуревич, была ответственной за санитарно-гигиеническое состояние поезда. Она проверяла, поступающие на узловых станциях, продукты, состояние пищеблока, контролировала стерильность операционных отсеков и чистоту палатных вагонов в условиях военной неразберихи, разрухи и грязи. Всё это было на ней, хрупкой женщине, рост которой едва превышал полтора метра. Несмотря на это, она отлично справлялась со своей тяжёлой работой, постоянно конфликтуя с начальником поезда, переругиваясь с поварами, посудомойками, кладовщиком, в общем, со всеми, кто имел какое-то отношение к санитарии и гигиене. Всегда неулыбчивую и постоянно хмурую Эмму Абрамовну персонал поезда называл Эмка по аналогии с популярной в то время легковушкой «эмка», выпускаемой Горьковским автомобильным заводом. Эмма Абрамовна соответствовала этому почти ласкательному прозвищу, так как своей стремительностью и оборотливостью, на самом деле, напоминала указанный автомобиль. Единственный во всём эшелоне, кто не боялся, а, наоборот, радовался каждому появлению Эммы Абрамовны, был поездной стоматолог Серёжа Бровченко. Будучи также занятым по восемнадцать часов в сутки (только на фронте за четыре года войны он удалил более двух тысяч зубов), он находил время поздно вечером постучать в купе Эммы Абрамовны и положить ей на столик что-нибудь из еды. Как правило, это были краюха хлеба, несколько кусочков сахара или яблоко, которые он доставал на станциях в обмен на папиросы. Курево Сергей, как и все офицеры, получал как часть довольствия, старался курить поменьше, поэтому, без сожаления, менял его на продукты, которые дарил Эмме Абрамовне. Сергей знал, что её суровость и угрюмость происходят не от тяжёлого характера, а от бед военной поры. Муж Эммы Абрамовны погиб буквально в первые дни войны, брошенный в составе необученных новобранцев против катившихся на восток фашистских полчищ. Ещё через полгода немецкие самолёты разбомбили поезд, в котором направлялись в эвакуацию её родители и сёстры. Из большой и дружной семьи в живых осталась только она с двумя маленькими дочками на руках, которых оставила на попечение свекрови в эвакуации в Ташкенте. Получив извещение о гибели мужа, Эмма Абрамовна пошла в военкомат и попросилась на фронт, объяснив военкому, что санитарно-гигиеническая обстановка в войсках не менее важна, чем снаряды на передовой, а серьёзная эпидемия может унести больше жизней, чем любая бомбёжка. Родители Виктора окончили медицинский институт ещё до войны, отец учился на стоматологическом факультете, а мать – на санитарно-гигиеническом. Сегодня родители Виктора входили в элитную обойму интеллигенции города. Сергей Иванович был одним из лучших стоматологов области, а Эмма Абрамовна занимала престижную должность главного санитарного врача города. Должности родителей Виктора на фоне всеобщего уравнивания заработной платы позволяли им, по советским меркам, безбедно существовать и в праздники, и в будни и обеспечить своим детям, если не счастливое, то достаточно благополучное детство. Маленький Витя никогда не испытывал недостатка в красочных и дорогих игрушках, с детства ел бутерброды не только с красной, а и с чёрной икрой, а в школу отец подвозил его на светло-голубом «Москвиче». Да и сейчас, несколько лет назад, родители подарили ему на день рождения ярко-красный чешский мотоцикл «Ява», на котором Виктор лихо раскатывал на зависть своим однокурсникам. Сегодня после долгих уговоров он посадил на заднее сидение своего моторизованного зверя Лилю, дабы представить родителям свою невесту.

Лиля, как огня, как грома среди ясного неба, боялась этого визита. Своим неотразимым чутьём она догадывалась, что должна предстать перед домочадцами будущего мужа некой представительной, импозантной, светской дамой, понимающей окружающую жизнь и знающей в ней толк, показаться такой, какой она, в самом деле, не является. Несмотря на то, что Лиле было присуще остроумие и тактичность в поведении, невзирая на её натуральную привлекательность, природное обаяние, она производила впечатление обычной несколько наивной и даже где-то простоватой девушки. Как раз именно это беглое впечатление при первой встрече могло не понравиться солидным родителям Виктора. Надо сказать, что предчувствия не обманули Лилю. Именно так оно и произошло. Когда она с Виктором переступила порог просторной, хорошо обставленной квартиры, Эмма Абрамовна, окинув простенькое пальтишко будущей невестки надменным и высокомерным взглядом, сквозь зубы, блистающих неестественной белизной коронок, установленных не так давно её мужем, неторопливо процедила:

– У нас в доме принято снимать при входе не только верхнюю одежду, а и обувь, к тому же, прямо скажу, не совсем стерильную.

Кандидат в свекрови встречала Лилю даже не столько по одёжке, сколько понаслышке. Ей удалось разговорить однокурсника Виктора, предварительно устроив его на лечение зубов в стоматологический кабинет Сергея Ивановича, куда можно было попасть по записи не менее чем за полгода либо по большой протекции. Он то и поведал Эмме Абрамовне, что Лиля родилась в простой семье в глухой деревне, воспитывалась в интернате и неизвестно как поступила в университет. Полученная информация не вселила оптимизма в чаяния и надежды Эммы Абрамовны заполучить в роли матери её будущих внуков дочь благополучных и состоятельных родителей. Тестем сына по её убеждению должен был быть, как минимум профессор, это если по научной линии или, по крайней мере, какой-нибудь управляющий строительным трестом, если опуститься до инженерного направления и даже, если снизойти до торгового работника, пусть это будет директор крупного гастронома. Эмма Абрамовна уже не помнила или вполне сознательно захотела забыть, как она жила в более чем скромной комнатушке в обшарпанном общежитии. Как ела бутерброды с серым, нетоварного вида, зельцем или выковыривала кильку в томатном соусе из общей консервной банки и запивала эти студенческие деликатесы горячим чаем с маленьким кусочком сахара вприкуску, как бегала на свидания в заштопанных чулках и в облезшей кроличьей шубе, одолженной на несколько часов у подружек по комнате. Эмма Абрамовна постаралась запамятовать и то, что её, дочку простого еврейского сапожника из небольшого провинциального городка с двумя маленькими дочурками участливо, сердечно и хлебосольно приняли в семью второго нынешнего мужа. А ведь отец Сергея был не мало, не много ни просто доктором, а доктором медицинских наук, профессором, главным врачом республиканской клинической больницы. И никто и никогда не намекнул Эмме Абрамовне, что так уж получилось, что она, Эмма, и их сын Серёжа принадлежат к разным сословиям и по этой веской причине не могут создать новую ячейку общества, как называли семью в Советском Союзе.