Виктор Казаков - Воскресник

Комаров удовлетворенно наклонил голову.

– Добавлю не известную вам подробность: на днях начнется строительство участка, расположенного возле вашего города. Я тут буду главным, – Комаров улыбнулся, губы сжались в ироничную трубочку, очки сдвинулись к белесым бровям.

Дамаскин оценил гримасу: «Важничать не станет».

– Вам понадобится наша помощь?

– Да, Григорий Васильевич, за тем и приехал.

– Внимательно слушаю…

Глава района с каждой минутой проникался к строителю все большим доверием. Может быть, что-то дружеское видел он в голубых глазах собеседника, а может быть, виной тому была только что сообщенная Комаровым приятная новость.

– Хотел бы в вашем городе поселить часть строителей – за гостиницу заплатим сразу за три месяца. Интересует нас расположенный на вашей территории песчаный карьер… Вот, пожалуй, и все.

Комаров снял очки; близоруко щурясь, поднял подбородок.

Просьбы оказались необременительными и даже выгодными городу – гостиница (недавно капитально отремонтированная, она стояла полупустой) получит долговременных постояльцев, а местный бюджет – деньги за песок.

Дамаскин уже приготовился подтвердить, что город с удовольствием выполнит все просьбы строителя, но неожиданно он уловил в себе сильно взволновавшую его мысль. И сделал в разговоре едва заметную паузу. «Комарову дадут большие деньги, в его власти будут мощные самосвалы, бульдозеры, тракторы…»

И возникла Идея!

О ней Григорий Васильевич говорить пока не стал – решил подождать, чтобы в разговоре, как сказал бы местный парикмахер Рубинштейн, «попасть на момент».

О песчаном карьере и гостинице легко договорились. Обсудили и детали – в частности, где и как лучше проложить временную дорогу к песчаному карьеру. Дамаскин теперь откровенно подмасливал разговор:

– У вас, Иван Петрович, в процессе сооружения автобана могут возникнуть еще какие-либо просьбы. Мы их тоже с удовольствием выполним…

Беседа шла к концу, уже поговорили даже о погоде – о затяжных дождях в Москве и безжалостной жаре, на которой, очевидно, придется начинать работу первым строителям маринского участка автобана. И когда разговор был совсем на исходе и оставалось только крепким рукопожатием закрепить договор о дружеской взаимопомощи, сердце Дамаскину подсказало, что момент, который теперь для него был самым главным, наступил.

Начал издалека и как будто вовсе не о том, ради чего была та утренняя деловая беседа:

– Наше поселение, Иван Петрович, очень древнее; булыжник в центре города стелили еще перед войной, он давно скособочился, а улица стала похожа на большую стиральную доску. Колхозная машина с молоком, бывало, пока проедет, в цистерне – сливочное масло…

Дамаскин поднял на строителя осторожный взгляд:

– Не могли бы вы, Иван Петрович, – между своим главным делом заасфальтировать еще и нашу центральную улицу? Сто двадцать метров.

Комаров, минуту молча поразмышляв, кивнул подбородком:

– Хорошо, Григорий Васильевич. Сделаю. Булыжник уберем, привезем песок, гравий. Все оформим по закону – в порядке шефской помощи городу. На некоторое время выделю вам технику с водителями, но… – строитель вскинул к потолку рыжую голову: – Когда подготовим улицу под асфальт, попрошу помочь мне неквалифицированной рабочей силой.

– С подсобными рабочими проблем не будет! – торжествовал Дамаскин.

И после этих слов им были сказаны слова, которые, когда Комаров уже уедет, а у главы администрации состояние торжественности несколько понизится, заставят Григория Васильевича на некоторое время всерьез задуматься:

– Выведем на воскресник весь город!

Комаров поднялся со стула, поглядев в окно, увидел на улице ожидавший его «уазик», но Григорий Васильевич опять на минуту задержал его:

– Недавно, Иван Петрович, на южной окраине нашего города бурили землю геологоразведчики, искали нефть, но нашли не нужную им минеральную воду – вода до сих пор течет из скважины. Горожане там соорудили копанку, говорят, что после купания в ней хорошо работает сердце. Может быть, ваш бульдозер пройдется еще и у скважины – выроет нам небольшой бассейн?

Комаров и эту просьбу пообещал выполнить.

Все еще утро того же дня, десять часов

Проводив строителя, Дамаскин направился в соседний кабинет, где работал его заместитель Полович. Марк Семенович в это время сидел за столом и, энергично жестикулируя, сердито говорил в телефонную трубку (был он в расстегнутой белой рубашке, пиджак висел на спинке кресла):

– …Изучил я в газете твой, Авдеев, вчерашний опус… Да, «О пользе раков». Эта штука, скажу тебе, посильнее «Фауста» Гете! Особенно впечатлил абзац, где ты подробно рассказываешь об опасностях при ловле ракообразных. Любишь ракообразных, Станислав Николаевич?.. Да не издеваюсь я, а только хочу, Слава, по-дружески спросить тебя: на каком свете ты живешь? Из нищенского муниципального бюджета мы твоей газете выделяем деньги, и ты их тратишь на всякую ерунду! А, например, о том, что на днях администрация открыла летний лагерь для детей, – будто сквозь зубы процедил, два абзаца мелким шрифтом…

Увидев в дверях Дамаскина, Марк Семенович бросил на стол трубку.

Визит насторожил Половича. Обычно глава администрации приходил к нему только при чрезвычайных обстоятельствах, чаще приглашал в свой кабинет (где они и дела решали, и просто по-дружески беседовали – иногда, не глядя на часы, до позднего часа).

– Что-то случилось, Гриша?

Они дружны уже много лет – с той далекой осени, когда, закончив университеты (в разных городах), приехали в Маринск работать в местном педучилище. Дамаскин к тому времени был уже женат, Марк обзавелся семьей через год… В квартире Половича, в гостиной, сейчас висит старая черно-белая фотография: два загорелых молодых человека – с трудом узнаются наши нынешние герои, – черноволосые и гибкие, в спортивных костюмах, неловко обнявшись и дурашливо улыбаясь, облокотились на свои наполовину поместившиеся в объектив велосипеды. Снимку двадцать с лишним лет – в тот год летний отпуск они решили начать с велопробега к морю…

Они учили детей русскому языку и русской литературе. И попутно – своей вере , где главным был завет : смысл жизни – в том, чтобы узнать как можно больше интересного и полезного и добавить к этому интересному и полезному что-то еще и свое.

С тех далеких лет они душой и сердцем приросли к городу. Маринский любитель-краевед Орешкин как-то говорил Дамаскину: когда биополе места – а любое место имеет биополе – совпадает с биополем живущего на нем человека, между человеком и местом возникает комплиментарность. Григорий Васильевич тогда внимательно выслушал краеведа, но свою любовь к Маринску объяснял проще: в этом городе прошли молодые годы – время, когда хочется всего и на все хватает сил.