Виктор Мануйлов - Черное перо серой вороны

– Классная идея! – отозвался Серый. – Вот ты, Костян, возьми и сфотографируй. У тебя ведь есть цифровик?

– Сфотографировать-то что! А вот в Интернет – тут же засекут, – возразил тот, кого назвали Костяном. – Разве что поехать в Москву и там пойти в интернет-кафе и выложить на президентский сайт. Может, не найдут.

Никто не мог сказать, найдут или нет, а потому на дубе на какое-то время утихли все разговоры.

– Эх, ребя! – после продолжительного молчания произнес Пашка. – Вот была бы снайперская винтовка. Засел на повороте к озеру Долгому, Осевкин поехал – бац! – и кранты!

– Размечтался, – презрительно фыркнул Серый. – У него машина бронированная, – пояснил он. – Разве что бронебойным. Или из гранатомета.

– Ага! Где ты его возьмешь, гранатомет-то этот?

– А снайперку где?

– То-то и оно, что негде. Тем более без денег. Снайперка небось на машину потянет. А то и больше.

– А помните, – вступил в мечтательный разговор Костян. – Помните, как мы на раскопках у деревни Николаевки нашли в окопе противотанковое ружье? И патроны. Четырнадцать миллиметров! Во! Такой даже танк пробивал, а уж Осевкинский «джип» – нечего делать. Дядя Леша говорил, что у этого патрона специальный сердечник из вольфрама и кобальта внутри. Что угодно пробьет.

Заспорили, из чего когда-то делали сердечник для бронебойных патронов. Но вяло, и спор успокоился сам собою, потому что никак не был связан с действительностью. А действительность все еще копошилась вокруг их надписей. Народ подходил, подъезжал, уходил и отъезжал, разнося весть о неслыханной в городе дерзости против сильных мира сего, наполняя душу мальчишек ликующей гордостью.

– А вот, ребя, есть идея, – снова нарушил тишину неугомонный Костян. – Вот, предположим, издал наш мэр какой-нибудь указ, а ты, скажем, не согласен. Или сам президент. И что делать? Идти на улицу? Тут тебя опон быстро раздраконит. А если вывесить флаг? Скажем, не согласен – вывешиваешь красный или черный, согласен – зеленый, начхать на все – желтый. Как в светофоре. Тогда и ходить никуда не надо. Вывесил – все видят, кто за что. Здорово? А? Весь город в флагах!

– Сам придумал или слыхал от кого? – спросил Серый.

– Ну-у, не то чтобы слыхал, а так – батя говорил. Но не о флагах, а так… про всякое. Вот я и подумал.

– А откуда они узнают, чего ради вывесили эти флаги? – допытывался Серый, которому идея показалась интересной.

– Я ж и говорю: закон. Или указ. А можно и просто так. Ведь нигде же не сказано, что вывешивать флаги нельзя. Поначалу, конечно, будут путаться, а потом, когда привыкнут, тогда все путем, – вновь воодушевился Костян. – Вроде референдума. И эти самые… как их? Вот черт – забыл, как называется! Ну там… опросы всякие! На хрена они тогда нужны? А то развелось всяких институтов общественного мнения – плюнуть некуда. Раз как-то снял трубку, а там тетка и говорит: здрасти, говорит, я из института общественного мнения. Скажите, говорит, пожалуйста, какие программы смотрят сейчас в вашей семье? Я и говорю: все сразу. Так, говорит, не бывает. Вот кто у вас, спрашивает, сейчас из взрослых смотрит телевизор? Нашла дурака! Так я ей и сказал, что дома я один и никто не смотрит. Еще узнают, придут, стукнут по башке и все вынесут. Взял и положил трубку. А тут и звонить не надо. Тут глянул – весь город в красных флагах… Или в зеленых – и все ясно, – убежденно закончил он.

– Мне ясно одно, – заговорил Серый с усмешкой на узких губах, – что у тебя от твоих фантазий скоро голова лопнет. Или волосы вылезут, как у нашего мэра.

Все весело рассмеялись, и Костян заливистее других. И тут же, едва отсмеявшись, предложил совсем другое:

– А давайте завтра с утречка закатимся на рыбалку! Сейчас окунь хорошо на червя берет у старой плотины.

– Не-е, завтра не могу, – качнул головой Серый. – Батя велел картушку окучивать. Да и колорады собирать надо. А то зима придет, жрать нечего будет.

– Мне то же самое, – вздохнул Петька.

Решили, что рыбалка подождет.

Между тем у гаражей почти никого не осталось. Вот и тетки-малярши сложили свои валики в ведра и, сопровождаемые блюстителями порядка, потопали восвояси. Лишь изредка какая-нибудь машина заворачивала к гаражам, слышался грохот железной двери, рокот мотора, затем снова грохот, и наступала тишина.

– Еще немного подождем и пойдем, – тихо распорядился Серый. – Значит, так. Костян, ты – на шухере. Чуть что – свисти. Остальные подновляют надписи. Я начинаю слева, Петька – ты в середине, Пашка – справа. Шибко густо краску не кладите – и так видно будет. И чуть что – Пашка и Петька лезут на крышу первые, я – следом. И сразу же затаскиваем лестницы. Усекли?

Мальчишки покивали головами.

Подождали еще немного, затем ловко соскользнули с дерева и бесшумными тенями пропали среди зарослей ивняка и крапивы, появились возле задней стены сплошной линии гаражей, приставили к ней два сухих бревна толщиной сантиметров в десять с прибитыми к ним небольшими перекладинами в качестве опоры для ног, быстро, один за другим, залезли на крышу одного из гаражей и там легли – снизу не увидишь. Серый чуть высунулся за край крыши, огляделся, не заметил ничего подозрительного, махнул рукой, бревнышки вытащили на крышу и спустили вниз, но не столько для того, чтобы удобнее слезать, как для того, чтобы можно было, в случай опасности, быстро залезть на крышу, затащить легкие бревна и… далее по обстоятельствам.

Подновление надписей – инициатива Серого, не согласованная с отцом. Да и зачем согласовывать? Что они – маленькие, что ли? Серый, например, в этом году пойдет в десятый, остальные в девятый. Пора и своей головой думать, а не только повторять каждое слово за взрослыми. И хотя Серый не посвятил своих друзей в тайну разговора с отцом, его друзья и без того догадывались, что без дяди Артема здесь не обошлось. Потому что дядя Артем – бывший спецназовец, воевал в Чичне, у него награды и два ранения. А спецназовцы – это такие люди, такие смелые и ловкие, что всем остальным и не снилось. Не зря о них по телеку всякие передачи идут, многосерийные боевики показывают, в которых один спецназовец громит целые банды, а ему хоть бы что. Вот и Серый, хотя и не спецназовец, а тоже кое-что умеет: и ножи метать, и приемы самбо знает, и вообще такой парень, что за ним, как за каменной стеной. Мальчишки, даже постарше Серого, живущие в «Ручейке», и те его побаиваются. Поэтому и с другими «хрущебцами» не связываются: попробуй тронь одного, завтра поднимется вся банда голодранцев из Старого Угорска. Он же Гнилой Угорск, Болотный, Крапивный и всякий другой – по обстоятельствам. И школа в Старом Угорске такая же старая, как и он сам: двухэтажная, кирпичная, с двускатной железной крышей, и ни бассейна в ней, ни приличного спортзала со всяческими снарядами, а компьютерный класс там появился лишь в прошлом году. Одним словом – прошлый век да и только. Не сравнишь с новой школой в «Ручейке».