Лариса Есина - ДюймВовочка

– Сейчас совсем другое дело, – заверила её мать сбежавшего жениха, – Вовка обжёгся, женщинам не верит так, как раньше. А Женечку он знает и верит ей беспредельно.

– Вопрос в том, поверит ли ему теперь Женечка… – скептически заметила старушка.

– Вот Вы и поможете нам это выяснить, – реплика гостьи прозвучала как задание, что очень не понравилось бабе Шуре.

Она представить себе не могла, как она после побега её протеже сможет произнести его имя в доме брошенной им у алтаря невесты.

– Да Вы что, спятили совсем?! Раньше надо было думать, а сейчас поздно уже, – баба Шура с возмущением отвергла предложение Татьяны.

Но та не собиралась сдаваться:

– Баб Шур, ну кто ещё кроме нас поможет любящим сердцам воссоединиться?

– Нет, нет, нет и ещё раз нет! – отмахивалась от неё консьержка, – Стучите сами к Кроттам, засылайте сватов, а мне совестно даже имя этого паршивца в их доме произносить.

– Таки уже и паршивца? – недовольно переспросила мать жениха.

– А как его ещё назвать после всех неприятностей, что он этой семье доставил? – аргументировала свою реплику старушка.

– Виноват, не спорю. Но он готов исправить свою ошибку, – настаивала на своём Татьяна, – Думаю, Женечке будет очень приятно узнать, что бросивший её жених не раз пожалел о своём проступке и до сих пор не может забыть свою невесту…

– А что тогда сам не явится к ней? – задалась справедливым вопросом баба Шура.

– Боится! Как Вы не можете этого понять?! Вот меня специально вызвал в Москву и к Вам отправил с тайной миссией разузнать, как поживает Женечка… Я ведь только вчера вечером приехала и сразу к Вам. Всю ночь о ней рассказывал: какая она добрая, скромная, нежная, верная…

– Оценил-таки невесту женишок… – консьержка никак не могла избавиться от скептического настроя.

– Лучше поздно, чем никогда, – согласилась с ней Татьяна и все-таки выбила согласие старухи помочь ей женить сына на дочери банкира.

– А что я могу? – предупредила её баба Шура, – Теперь ведь и моим словам доверия прежнего не будет.

– А Вы просто скажите Кроттам, что Вовка, мол, прощения просит, да боится их гнева, что готов исправить свою ошибку и хоть завтра под венец.

– Я только скажу, что ко мне Вы приходили по его просьбе. А там уж пусть сами решают, что делать: прощать или не прощать…

– А большего и не надо! – просияв, заметила гостья, как бы невзначай обратив внимание собеседницы на одно весьма немаловажное обстоятельство, – Я уверена, что Женечка в глубине души давно простила обидчика. К тому же, кто её – бездетную – замуж теперь возьмёт? А Вовочка мой жалостливый, сами знаете. Вечно рвётся всем помогать.

– Это точно, – согласилась с ней консьержка, – Он умудрился одного пострадавшего от верной гибели спасти, когда у меня жил. Я и не знала ничего. Соседи рассказали – видели, как тот его в больницу на такси отвозил.

– Вот видите! Разве может такой человек, как мой сын, зло человеку причинить? Или обидеть? – Татьяна отчаянно боролась не столько за счастье сына, сколько за своё материальное благополучие, и ради этого подтвердила бы что угодно.

– Но ведь всё-таки обидел… – стояла на своём баба Шура.

– Насколько я сына знаю, ему наверняка не понравилось, что его откровенно хотели женить. И этот побег – как бы протест, попытка отстоять самостоятельность. Он тогда и сам не подозревал, что полюбил Женечку по-настоящему. Слава Богу, что наконец-то разобрался в своих чувствах.

– Дай-то Бог, чтобы ему теперь поверили… – взмолилась старушка.

Кротты ожидали всего чего угодно, но только не возвращения сбежавшего жениха. После бегства Вовки из-под венца они сквозь зубы едва здоровались с консьержкой, выражая крайнюю степень пренебрежения и нанесённой её псевдоплемянником обиды. Каково же было изумление госпожи Кротт, когда на пороге своей квартиры она увидела смущенно улыбающуюся бабу Шуру.

– А я к вам с хорошей новостью, – быстро проговорила баба Шура, смущенно улыбаясь, не дожидаясь приветствия или приглашения пройти.

– Э-э-э… – растерянно протянула богатая соседка, на ходу соображая, что могло стать причиной столь неожиданного визита консьержки, – Нам, наконец, подъезд отремонтируют и домофон все жильцы дома согласились установить?

– А вот и не угадали! – улыбалась во все свои вставные челюсти старушка, – Весть у меня есть для Женечки от очень хорошего человека. Думаю, она и вас заинтересует.

Банкирша была заинтригована:

– Ну, проходите, – снизошла она до приглашения в комнату и отошла в сторону, пропуская весталку.

Однако дальше прихожей бабу Шуру не пустили. Соседка, прежде чем допустить её до мужа, а уж тем более до дочери, хотела сама выслушать, что за новость хотела сообщить им консьержка.

– Я Вас внимательно слушаю, – высокомерно обратилась она к пожилой женщине, сгорая от любопытства.

Но баба Шура мялась, не зная, как начать разговор. Наконец, она решилась – будь что будет: выгонят, так выгонят, они всё равно давно уже не общаются…

– Помните моего племянника, Вовочку? – начала она издалека.

– Хотели бы забыть, да не получается, – сухо ответила его несостоявшаяся тёща, – Только не говорите мне, что он осознал свои ошибки и слёзно молит прощения…

– Вот именно, – с горячностью заверила её псевдотётушка якобы приславшего привет.

Банкирша громко рассмеялась, чем привлекла внимание домочадцев. На гомерический хохот супруги примчался сам господин Кротт в домашнем халате с калькулятором в руках, забыв оставить его на письменном столе, за которым производил свои расчеты. Однако, заметив бабу Шуру в прихожей, забыл о том, что заставило его прервать работу.

– Что тут делает эта особа?! – сурово обратился он к вытирающей слёзы от смеха супруге.

– Представляешь, дорогой, эта особа уверяет, что некий господин, опозоривший некогда нашу дочь, осознал свою ошибку и жаждет её исправить… – объяснила она причину визита консьержки и своего веселья.

Но банкира эта новость не развеселила. Напротив, его лицо покрылось красными пятнами от гнева:

– Помыкался, голубчик, Денег ему моих захотелось? Вот! Так и передайте!

– говоря это, господин Кротт показал бабе Шуре дулю, которую следовало, по всей видимости передать незадачливому жениху.

– Владимир, конечно, очень виноват перед Женечкой, перед вами, – консьержка виновато оправдывала бывшего жильца, – Каждый человек может ошибаться. Главное, он осознал, что совершил подлость…

– Свежо предание, да верится с трудом, – банкир усомнился в искренности чувств несостоявшегося зятя.

– Вы не правы, – осмелела баба Шура, которая сейчас и сама верила в искренность беглеца, – Вы же не всё о нём знаете…