Михаил Соболев - Маята (сборник)

Жизнь Аристарха Снегирева удалась. Закончив Кемеровский филиал Новокузнецкого педагогического и получив диплом филолога-русиста, он отслужил "срочную" в Ленинградском военном округе, а так как нести разумное, доброе, вечное оболтусам в школе до смерти не хотелось, после демобилизации постарался закрепиться в Питере. И в этом преуспел…

Сейчас, в свои неполные тридцать, он имел постоянную петербургскую прописку, отдельную комнатку в фабричном общежитии, и занимал, хотя и крошечный, но тем не менее начальственный кабинет. Стилизованную под дуб дверь небольшой, в два стола, приемной украшала табличка: "Начальник отдела кадров Снегирев А.С.".

Построенная еще до революции прядильная фабрика доживала последние деньки; здание и инженерные коммуникации свое отслужили: все текло, дымило, сыпалось и грозило развалиться. И хотя штатное расписание отдела кадров включало лишь две должности: самого начальника и давно уже перешагнувшей сороковник инспектора Тамары – болезненной матери-одиночки, от которой за версту несло апатией; да и зарплата начальника ОК была, можно сказать, символической; Аристарх Сигизмундович, знакомясь, смело величал себя начальником отдела, а при удобном случае, любил к месту вставить, что закончил филфак и пишет книгу. Короче говоря, жизнью Аристарх был доволен, и все у него ладилось.

А ладилось потому, что Аристарх Снегирев умел жить. С подчиненными держал себя строго, но справедливо. С начальством сгоряча мог и поспорить, и в чем-то не согласиться (как и все творческие личности, он был человеком импульсивным), но, поостыв, ошибки всегда признавал. С порученными заданиями справлялся в срок, был в меру активен, на глаза лишний раз не "лез", умел оказать услугу тактично, так, чтобы нужный человек не испытывал к нему, Аристарху, благодарности и, – не дай Бог! – почувствовал себя должником.

Были у него и слабости, не без того.

Снегирев писал романы. Можно без преувеличения сказать, что Аристарха сжигала страсть к писательству, за удовлетворение которой он без колебаний готов был заложить душу дьяволу. И еще одна причуда – то ли слабость, то ли, наоборот, точка опоры, сильная его сторона?.. – это, смотря с какой стороны взглянуть, – дружба с Гришей, отцом трагически погибшего армейского друга Васьки Дядюхина. Зацепило Васю траком БТРа на учении и намотало на гусеницу.

Да, так все и звали Дядюхина, Гришей, несмотря на его шестидесятилетний возраст. Гриша – седовласый и кудрявый, непосредственный и неорганизованный, зубоскал и острослов, пьянчуга и писатель-самоучка. Он садился за письменный стол крайне нерегулярно, от случая к случаю, писал, не придерживаясь принятых схем и правил, как на душу ляжет, неумело и в то же время ярко, образно, в своей, непохожей на других, манере.

Когда после демобилизации Аристарх навестил родителей погибшего однополчанина, от Гриши оставалась только тень. Очень тосковал по погибшему сыну Григорий. Жена, Васькина мачеха, от Гриши ушла. Сидел Дядюхин один взаперти, пил горькую, видеть никого не мог, травил себя алкоголем и дожидался смерти… И сгорел бы, не появись в его жизни армейский дружок сына. Гриша его сразу приветил, полюбил, как сына, уговорил остаться в Питере и прописал временно на своих квадратных метрах.

И Снегирев к нему привязался, а когда выбился в люди, стал покровительствовать. Приютил Григория у себя, пока тот разменивал квартиру с бывшей женой, устроил уволенного с работы за прогул, а вернее, за длинный язык и несдержанность, к себе на фабрику. Он же, Аристарх Сигизмундович, помог Дядюхину сдать его повесть в издательство, где уже дожидался очереди на публикацию первый роман Аристарха, героическое фэнтези "Спасти Вселенную". Но об этом надо рассказать поподробнее.

Директрисой прядильной фабрики "Красный текстильщик" работала Алиса Сатратовна Шахова. Шахиня, как ее прозвали подчиненные, была моложавой пятидесятипятилетней женщиной, волевой и знающей себе цену. О таких говорят: "Баба-конь!"

А муж Алисы Сатратовны, пожилой и не очень уже здоровый функционер старой закалки служил главным редактором того самого издательства, где лежали рукописи друзей.

У Шахини с Аристархом был роман, или, вернее сказать, связь. Потому, как назвать романом близкие отношения пятидесятипятилетней директрисы с только что разменявшим четвертый десяток подчиненным, язык, несмотря на установившуюся сейчас свободу нравов, не поворачивается. Снегирев – мужчина видный, образованный и импозантный, привлек внимание стареющей директрисы. Ответил взаимностью, и она потянулась к нему "всем своим естеством", как писал в романе Аристарх. С женой Светкой, лимитчицей и неперспективной для супружеской жизни особой, пришлось развестись. Но комната осталась за ним, с инспекторов Аристарх за пару месяцев вырос до Начальника отдела, его роман, а за одно и повесть друга приняли в издательство.

Впереди маячила перспектива заоблачная, такая, что голова кружилась: Алиса обещала "однушку" в строящемся на средства главка новом доме; после издания книги – членство в Союзе писателей РСФСР. И тогда!..

Муж-рогоносец боготворил супругу, о ее шашнях с подчиненным не догадывался и ни в чем не отказывал своей Лисоньке. Он готов был издать роман Аристарха – а почему бы и нет! – фэнтези сейчас в моде, покупается. Яркими книжками забиты лотки, киоски "Союзпечати". Малый карманный формат, легкое, приятное чтение, доступная цена… Народ такие книги читает в охотку: принцессы, герои, любовь, победа над злом… Легкое, приятное чтиво, и думать особо не надо. Думать на работе надоело. Какая разница, что издавать, лишь бы покупали?

С рукописью Дядюхина было не так все просто. Тот писал какую-то тягомотину, "хрень за жизнь", так сказать. Но об этой некоммерческой повести очень хорошо отзывался старый матерый редактор Альперович, а, главное, просила Лисонька. Можно попробовать и "тиснуть повестушку" малым тиражом. Никто не знает, где найдешь, а где потеряешь?!

На календаре – середина девяностых… Время перемен, в которое, по словам классика, жить – "не приведи, Господи!" Могучая и неделимая некогда империя расползлась по швам. Все вдруг закачалось, стало зыбко и нестабильно. Говорить – сколько душе угодно, а жрать – нечего! Снабжавший легкую промышленность сырьем Узбекистан вдруг перестал выращивать хлопчатник. Импортировать его из Индии – дорого. В стране отчего-то все закончилось: деньги, бумага, сигареты, продовольствие… Заводы стояли. Трудовая Биржа не успевала переработать поток безработных.

Залихорадило и "Красный текстильщик". Денег нет, хлопка нет, запчастей нет. Производство – скорее мертво, чем живо, зарплату платить нечем, а сокращать рабочих – это значит, платить выходное пособие. Руководство главка придумало ход: объединить три фабрики в одну и потихоньку сворачивать объемы, для начала хотя бы – на одной из них. Прядильщиц распределить по двум производствам, пенсионеров отправить отдыхать, а если кто из молодых заартачится, увольнять. Все равно рабочих мест на всех не хватит. Алиса лезла вон из кожи – у нее появилась реальная возможность стать директором объединенной фабрики.