Роман Бубнов - 290 секунд

– Дело в том, – продолжаю я, – что люди забывают меня. Не смотря ни на что, что бы я не делал, как долго бы не общался и не проводил с ними время. Каждый раз, когда я исчезаю из их поля зрения больше чем на 290 секунд, они не могут обо мне вспомнить ничего. Совершенно. Как будто меня не было и в помине.

Карина смотрит на меня, не моргая, несколько секунд:

– 290 секунд – это почти 5 минут?

– Верно.

Она немного задумывается, как будто у неё в голове подошла в очереди задача на печать и сейчас вот-вот из лотка поедет бумага:

– Знаешь, что это значит?! …. ты больной, Ром!

Я встаю с кровати. Отсчитываю и оставляю рядом с телевизором пару тысяч Карине на кофе и такси, пока та хихикает о чем-то сама с собой.

Вздыхаю громко на всю комнату. Блин! Как будто я ждал другого ответа. Надеялся, наверно.

– Я тебе точно говорю, Ром, тебе надо к психологу. Хочешь дам телефон? Очень хорошая тетушка.

Я одеваю за спину рюкзак.

– Ходил я к твоему психологу, – я делаю шаг в сторону двери, поворачиваюсь к Карине лицом, – Разумовская Ирина Михайловна, практикует в Отрадном. Тетка одинокая, помешана на рыбках, бегло шарит в разводах, депрессиях и семейном праве, а мне за два часа ни слову не поверила.

Карина смотрит на меня молча, разинув от удивления рот.

– Если ты сосредоточишься, – я делаю акцент, – вспомнишь несколько эпизодов за последние два месяца, когда ты ловила себя на мысли, что ты здесь, в этом мотеле собираешься домой и не можешь вспомнить, с кем из клиентов провела только что время. И кто оставил тебе такие щедрые чаевые.

Мне кажется, Карина онемела до конца жизни. Именно так мне кажется каждый раз, когда я ей это говорю. Пройдет чуть меньше 5 минут – и она придет в норму, обнаружив себя в мотеле с кучей денег. Попробует вспомнить, с кем была, но не сможет. Не обнаружив на теле никаких следов, примет душ и выскочит, как ни в чем не бывало, на улицу.

– Увидимся на следующей неделе, Карин, – я поворачиваюсь, покидаю номер и захлопываю за собой дверь.

В круглосуточных придорожных магазинах на въезде в город есть безусловная польза, хотя я с трудом верю в их рентабельность в новую эпоху запретов на ночную продажу спиртного.

Я беру бутылку минеральной воды, сверяюсь с информацией на этикетке, что разлита она из скважины, а не централизованного источника водоснабжения. Расплачиваюсь. Продавец, представитель солнечных дружественных республик, шустрый и вежливый, говорит мне на чистом русском «Хорошего дня» и протягивает сдачу и бутылку, аккуратно завернутую в бесплатный пакет. Я благодарю его и иду к выходу.

По дороге к двери вспоминаю, что у продавцов есть поверье, что если утренний первый посетитель – невредный мужчина, совершающий покупку – день будет удачно прибыльным. Может в этом кроется подоплека его радушия?

Какая разница. Я слишком много думаю.

Выхожу на улицу. Ночь стремительно стремится на убыль, открывая путь рассвету в новый день. По автобану несутся на огромной скорости блестящие как бижутерия иномарки. Я знаю этих людей: это как раз те энтузиасты, стремящиеся изменить мир, кто выскочил из своих постелей раньше других, чтобы как можно больше успеть за сегодня. Через какие-то полчаса в этом месте начнет формироваться многокилометровая пробка, изрыгающая нервозность, мат и продолжительные гудки клаксонов. Вот-вот стартует понедельник и навстречу новой неделе на улицы хлынут бесчисленные массы взъерошенных заспанных, уставших от гонки за деньгами, обыденности и предопределенности, серых человекообразных людей.

Сверяюсь с моим новым японским хронометром: 06:49 Я освобождаю бутылку из пакетного плена, одновременно выбрасывая его в урну, откручиваю горлышко, делаю несколько жадных глубоких глотков. Мимо неспешно пробегает спортивный молодой парень в шортах и наушниках. На улице стоит бодрящий морозец ранней осени. Удивительно, как он не мерзнет! Парень смотрит четко перед собой, его единственная задача – пробежать свой маршрут за нужное время и пофигу, кто там где вокруг. В чем-то я даже завидую ему. Я тоже люблю бегать, хотя и предпочитаю это делать под тишину леса, и никак не под аккомпанемент назойливых громких песен.

Я подхожу к небрежно припаркованной позапрошлогодней Ауди, нажимаю на брелке кнопку отпирания, плюхаюсь на переднее сиденье. Гул просыпающегося утреннего города обрывается в безукоризненную тишину с захлопыванием двери. Да чего ж это круто! Проблема современного мегаполиса – вездесущий, истязающий психику, непрекращающийся избыток шума. На магистралях, в метро, в магазинах, даже в наших жилых коробках, в которых ночью слышно соседа сверху, который храпит как беременная свиноматка.

Поворачиваю ключ в замке зажигания. Двигатель издает приятное рычание, напоминая о породистости марки. Щелкает центральный замок – двери автоматически блокируются. В душу приходит умиротворение и непередаваемое ощущение защищенности, как в средневековом замке. Весь мир как бы отодвигается по ту сторону ветрового стекла, и ты как капитан дальнего плаванья со штурвалом в руках сам вершишь свою судьбу, выбирая направление для путешествия.

Я включаю спортивный режим, бросаю взгляд в боковое зеркало, выруливаю, и почти мгновенно вклиниваюсь в сумасшедший скороходный трафик в сторону города.

– Роман, доброе утро.

– Доброе утро, Юрий Валентинович.

Я встаю с коридорного дивана в приёмной и жму сухую теплую ладонь мужчине в белом халате с тростью. Мы следуем в Лабораторный корпус № 127 на базе мощного современного диагностического центра одной из лучших частных клиник всего центрального региона.

Юрий Валентинович Мызгин, завотделением, доктор медицинских наук, заинтересовался моим случаем примерно год назад и сейчас пишет на его основе какую-то революционную научно-исследовательскую работу об аномалиях функционирования долей головного мозга.

Мы встречаемся ровно в 09:30 утра каждого третьего понедельника месяца. Как правило, на протяжении всего приёма, длящегося по полдня и больше, мы проводим последовательные тесты, сканируем, измеряем, сравниваем результаты анализа с предыдущими визитами.

Мне хочется понять, что со мной не так и как от этого «вылечиться».

Юрий Валентинович – единственный человек, которому я доверился, каждый раз делясь с ним новостями – какие они есть, без вранья и преувеличений. В свою очередь, он не злоупотребляет моим «недугом», не задает лишних вопросов, сохраняет конфиденциальность. Наши отношения в некотором смысле можно назвать дружеско-деловыми. Чтобы помнить, Мызгин ведет специальный учет всем нашим беседам и записывает свои комментарии на диктофон.