Валерия Лисичко - Одинокий отец с грудным ребенком на руках снимет жилье. Чистоту и порядок гарантирую

– Музыка твоя прямо-таки за сердце берёт. А мы люди добрые – нищие таланты не грабим. Ну, бывай.

Сказав так, бандиты вернули Вольдемару вещи. Часы, правда, прикарманили.

И Вольдемар, до конца не веря своему счастью, отправился домой.

Сгущёнкин вернулся в дом Анны Николаевны. Сегодня утром он скатился на самое дно, и на дне этом переродился. Все сложности, которых он боялся, теперь казались ему не такими уж и глобальными.

Сгущёнкин решил, что нужно двигаться дальше. Он мысленно поблагодарил Шалтая за заботу. Следующий шаг она сделает сам.

Сгущёнкин достал стопку листов бумаги и взялся за перо – точнее за ручку. Он писал два объявления: о поиске работы и о съёме жилья.

И в том и в другом объявлениях, Сгущёнкин описал себя, как ответственного, без вредных привычек, отца-одиночку.

Начеркав приличную стопочку, Сгущёнкин убрал их во внутренний карман пальто, взял два клея («карандаш» и «Момент»), и отправился на улицу, – развешивать.

Он тщательно обклеивал улицы заветными бумажками: не обходил вниманием столбы и подъезды, особенно старательно прорабатывал доски объявлений, установленные у каждого подъезда.

На одной из таких досок его собственно и ждал привет от бывшей жены: Сгущёнкин уже приклеил оба объявления, когда обратил внимание на свой чёрно-белый портрет. Над портретом зияла надпись: разыскивается. И мелким шрифтом подпись: обвиняется в киднеппинге.

Бывшей супруге удалось раскрутить дело с похищением и навесить на Сгущёнкина кучу нелицеприятных ярлыков. На волне общественной истерии, связанной с педофилами, похищением детей и использованием детских органов в качестве донорских, все эти три направления сплелись в единый поток, и дело Сгущёнкина оказалось, что называется, на гребне волны. Холод пробрал тело.

«В розыске, так, так, так… – хаотично соображал Сгущёнкин. – Одинокий, с ребёнком на руках, Толечка, сыночек, выдаёшь меня с потрохами. Нужно бежать!»

Сгущёнкин сорвал свой портрет, спрятал в карман, и в срочном порядке понёсся по улицам срывать с таким усердием расклеенные объявления.

Он не сорвал и половины, когда нервы его не выдержали. Он немог отделаться от чувства, что за ним следят, ему казалось, что срывание объявлений выглядит слишком подозрительным и привлекает ещё больше внимания, что он не на то тратит время.

Запыхавшийся Сгущёнкин вернулся домой, и принялся собирать вещи.

Лиза тёрлась о его ноги и вопросительно мяукала. Шкреди спрятался поглубже под диван и вжался в пол. Сборы его нервировали.

Вещи собраны: к спортивной сумке прибавилось еще два мешка с домашними мелочами, так усиленно закупаемыми Сгущёнкиным в последнее время. Сгущёнкин покормил Толечку, а тот, как назло, куксился и выплёвывал детское питание, несколько раз больно ухватил Сгущёнкина за нос.

– Всё слишком серьёзно, – убеждал Сгущёнкин сына. – Будь собраннее!

Последними Сгущёнкин упаковал кошек – он отловил малявку Шкреди из-под дивана и вместе с доверчивой, не ожидающей подвоха Лизой, погрузил их в сумку, которую надел через плечо. Остальной скраб водрузил поверх тумбочки на колёсиках. Наверху пирамиды Сгущёнкин тщательно пристегнул Толечку.

Сгущёнкин нервничал, мысли рассыпались и память отказывала. Анна Николаевна была на работе, её сын привычно потерялся в глубинах квартиры. И нервный Сгущёнкин ушёл по-английски, даже записки не оставил.

Сгущёнкин вышел из подъезда, пыхтя, допёр вещи до автобусной остановки и остановился.

Куда идти, он не знал. Что делать тоже. Сгущёнкин осмотрелся, ожидая найти в окружающем пространстве подсказку. Он не мог уйти с остановки – сил тащить вещи не было. Сгущёнкин мог только сделать шаг вперёд и вытянуть руку, ведь рано, или поздно найдётся кто-нибудь и подвезёт его.

Он стоял долго. Машины неслись мимо. Некоторые притормаживали, но, завидев у него за спиной пирамиду вещей с восседающим на ней Толечкой и мордочки кошек, выглядывающих из сумки на плече, давили на газ.

Несколько водителей предлагали подвезти за скромное финансовое вознаграждение, но денег у Сгущёнкина не было.

Мимо шли автобусы, толь к о Сгущёнкин знал, что с автобусом ему точно не по пути: слишком много людей и маршруты внутри города. А ему нужно гораздо дальше, туда, где на улицах не висят его портреты. Фиолетовая волга остановилась около Сгущёнкина, он наклонился к водительскому окошку и онемел: за рулем сидел зазывала – тот самый, похожий на лягушку. А рядом с ним – громила с заячьей мордой.

– Куда путь держишь, музыкант? – спросил лягух.

Сгущёнкин замялся.

– Подальше… из этого города, – робея, ответил Сгущёнкин.

– Садись, подвезём.

– У меня денег нет, – виновато ответил Сгущёнкин.

– Садись, садись, поможем бродячему музыканту.

– Я с ребёнком, и кошками, – совсем вяло добавил Сгущёнкин.

– Не слепые. Ты садишься?

Ребята помогли погрузить вещи в багажник, правда спортивная сумка и один тюк не влезли, их пришлось взять в салон.

Оказавшись в привычной атмосфере автомобильного салона, Лиза переливчато замурлыкала и выбралась из сумки. Котёнок за ней не торопился притаился на дне.

Лиза расположилась по соседству со Сгущёнкиным, а маленький Толечка устроился у папы на руках. Отец семейства погрузился в грустную думу. Он не заметил, как занервничал лягушкообразный водитель, как неспокойно он поглядывал в зеркало заднего вида и наращивал скорость.

Из раздумий Сгущёнкина вывел только пронзительный вой сирены.

Он обернулся. Их преследовал полицейский автомобиль. Сгущёнкин судорожно сглотнул. «Всё-таки они меня вычислили», – подумал он и вжался в сидение.

Толечка радостно захлопал в ладоши и засмеялся. Лиза вернулась в сумку к котёнку. Добрые бандиты психовали.

Лягух резко вывернул руль и машина ушла с дороги на «пересечёнку».

Сгущёнкин охнул, Лиза зашипела, а Толечка с удивлением посмотрел на папу: мол, что происходит? А? Сгущёнкин проникся искренней благодарностью к лягуху и его зайцеобразному товарищу: так рискуют ради его шкуры! Вот это люди!

Ситуация становилась всё более опасной и неконтролируемой.

«Уж лучше сдаться,» – думал Сгущёнкин, подлетая на кочках и с трудом страхуя Толечку.

Лиза накрыла своим мягким пузом котёнка и вцепилась в сидение всеми когтями.

– Стойте, стойте! – завопил Сгущёнкин! – Хватит! Спасибо вам, но не стоит меня спасть, я сам, как-нибудь. я жить хочу!

– Рот закрой! – рыкнул на него лягух и.

Машина подлетела на кочке, сделала сальто и приземлилась на четыре колеса. Мотор заглох. Ушастый выругался, дёрнул ручку дверцы, выскочил из машины и дал дёру. Зайцеобразный последовал его примеру. А Сгущёнкин, не успевший оправиться от шока, так и остался сидеть в машине, судорожно обнимая Толечку. Первой от испуга оправилась Лиза.