Валерия Лисичко - Одинокий отец с грудным ребенком на руках снимет жилье. Чистоту и порядок гарантирую

– Прости, друг, что не оказался рядом в сложную минуту, не помог.

Сгущёнкин прикрыл веки, показывая тем самым, что всё прощает.

Шалтай в красках рассказал об их приключениях. Нора поняла, что проиграла: суд не приговорит к финансовой компенсации героя Краснодарского края, отца-одиночку да к тому же ещё и графа.

Как только Шалтай сказал своё последнее слово, Нора ворвалась в центр внимания, она слёзно молила бывшего супруга о прощении и о восстановлении их брака. Она говорила, что не знала о мучениях своего мужа и была уверена в том, что он преуспевающий бизнесмен. В общем-то пламенная речь Норы сводилась к тому, что Сгущёнкин обязан её простить, вернуть сына и исправно выплачивать алименты; она снимет с него обвинение в похищении сына, а он отзовёт свой иск. А потом можно и жениться обратно.

Сгущёнкин с недоумением смотрел на бывшую супругу. Он искал в ней хоть один признак, воскрешающий в душе хотя бы воспоминания о былых чувствах.

Нора продолжала давление. Теперь она говорила, что он обязан её простить и принять. И вполне однозначно намекала на возможность воссоединения. Она раз пять повторила словосочетание «жить одной семьёй».

Сгущёнкин с непониманием смотрел на неё. Когда он жил с Кудей, он бы воспринял это предложение, как подарок судьбы. Тогда он, несмотря ни на что, всё ещё её любил. Во время весёлой и богатой жизни на улице Салтыкова-Щедрина, он всё ещё принял бы её предложение. И если бы она позвонила ему во время крабьей охоты, чувства наверняка бы всколыхнулись и воскресли в нём. И если бы она позвонила в тот тёплый вечер, когда он сидел на кухне, и готовился сделать Ирине предложение, позвони Нора тогда, он, Сгущёнкин, возможно засомневался бы, и сумел вновь полюбить свою непутёвую жену, и всё ей простить.

Сейчас он смотрел на некрасивую женщину «в возрасте», с дребезжащим голосом и припухшим от слез носом.

Ничего не дрогнуло внутри. Не проснулось даже сочувствие.

Он отрицательно покачал головой.

Нора так и села на пол, как громом поражённая. Муж (пусть и бывший) сказал ей «нет».

Сгущёнкину показалось, что в тёмном углу зала заседания, за креслами журналистов, хихикнули призрачные кексы и, хлопнув крышкой от кастрюли, в которой жили, растаяли.

Судья задал Норе несколько вопросов. Она пыталась ответить пространно, но он добивался быстрых и чётких ответов. Суд удалился для принятия решения и довольно быстро вернулся.

Сухим голосом судья снял со Сгущёнкина обвинения и полностью удовлетворил иск против Норы.

– Поздравляю, – устало сказал адвокат. – Теперь сын будет с Вами, а бывшая супруга выплачивать алименты.

– Вот только где жить-то?

– 90 % жилья принадлежит ребёнку – по факту – родителю с которым ребёнок проживает. Теперь у Вас есть дом в посёлке «Карьер».

– А на 10 % будет жить Нора?

– Я уже подал иск о взыскании с Норы морального ущерба. В любом случае – жильё, которое она приобрела для Вас в Крещатниках Имперских, записано на её имя, а значит ей есть где жить.

– Спасибо! – Сгущёнкин затряс руку адвоката в рукопожатии.

Вольдемар Сгущёнкин вовсю наслаждался бытиём. В ухоженном палисаднике перед домом резвились дети – Толечкины друзья с ним во главе. А Сгущёнкин сидел на одной из трёх ступеней крыльца – как бывало в Крещатниках Имперских, только вместо алюминиевого тазика с бельём, занят он был гитарой: сочинял новые песни для выступления в кафе «Гнездо Пеликана».

«Карьер», по-видимому обладавший магической, соответствующей названию энергетикой, превратил Сгущёнина в карьериста.

Три дня в неделю Сгущёнкин давал концерты в «Гнезде Пеликана». Концерты Сгущёнкина собирали полные залы. Люди из разных уголков России стремились в модном кафе посмотреть на человека необычайной судьбы и послушать его песни. Однажды среди слушателей Сгущёнкин заметил крайне занятого человека – директора музыкальной школы станицы Ново-Мышаствоская в окружении всего педагогического состава той самой школы. В другой раз зал наполнили жители дома по улице Салтыкова-Щедрина. Они кичились друг перед другом знакомством со знаменитостью, а Марфа Петровна громко восклицала: «Мой ученик! Благодаря мне и религии на него снизошло откровение!»

– При чём тут вера и Вы? – возмущался Игнат Савельич. – У него и без веры всё было предначертано судьбой. Мы первее Вас по астрологическим картам его успех вычислили.

Удивительно, голос Сгущёнкина, совершенно непригодный для колыбельных, в сочетании с авторской музыкой и словами создавал сказочную атмосферу.

Толечка рос. От общения с мамой он был ограждён судебным запретом, тот самый, предоставленный государством, юрист постарался. Сгущёнкин в последствии нанял его, и теперь человек с невзрачным лицом в опрятном костюме с новеньким чёрным портфелем вёл его дела.

Роскошный дом Сгущёнкин расширил, пристроил к нему веранды.

А что же мадам Сгущёнкина? Её вместе со «второй половиной» отселили в Крещатники Имперские.

Однажды Сгущёнкин даже решился её проведать. По пути он заглянул в магазин «Всё для сада и огорода» и купил семена редиса.

Сгущёнкин ожидал грома и молний, проклятий в свой адрес и, возможно, рукоприкладства, а вместо этого нашёл бывшую супругу сидящей на кухне, перед треснувшим стеклом, отрешённо глядящей в никуда.

– Жизнь кончена! – трагично ответила она на приветствие Сгущёнкина, не удостоив его и взгляда.

– У меня для тебя презент! – радостно сказал Сгущёнкин и выложил перед бывшей супругой пакетик с семенами редиса.

Нора медленно перевела взгляд на «презент» и несколько секунд с непониманием смотрела на него.

– Редис? – недоверчиво выдала она.

– Откроешь свой редисовый бизнес и заживёшь, – Сгущёнкин дружески хлопнул её по плечу. – Дерзай!

Губы Норы дрогнули, глаза наполнились слезами.

– Куда дерзать, Вольдемарушка? Я в этом болоте задыхаюсь! Муж Куди меня изводит. Олюшка не выдержала – с Савелием-лесником в лес сбежала, на вольные хлеба, они и меня звали, только я… ты же знаешь, я в лесу не могу, среди этих мошек…

Она трогательно заглянула Сгущёнкину в глаза. И он сам удивился своему внутреннему спокойствию – ничто не шевельулось в душе. Он был равнодушен к Норе. Вошла Кудя и заполнила кухню трескучим говором. Вольдемар понял: пора, откланялся и удалился. Раздосадованная Нора проводила его недовольным взглядом и взяла в руки семена.

– Значит, редисовый бизнес, – негромко сказала она.

Муж Куди, отсыпавшийся на диване в дальней комнате, повёл носом, открыл глаза и – аж подскочил.

– Сгущёнковский дух чую! – спросоня прохрипел он.

Но было поздно: Сгущёнкина и след простыл.