Юрий Запевалов - Донос

Стук в дверь. Нина с трудом добирается до двери, долго расспрашивает, кто, зачем. Но слышится голос Саши – «Нина, это я, открой.» Входят две женщины, с ними Саша. Узнаем одну из женщин, это подруга матери еще по первой квартире, у Тобола, звали ее Тоня.

– Ну-ка, ну-ка, ты чего лежишь? Давай, давай вставай. Где ямочки, какие ямочки, ну и что? Пусть будут, а ты вставай, не лежи. Главное, не лежи, двигайся. Нина, давай-ка умой их и переодень во что-нибудь почище. Где ваши карточки, давайте их сюда. Лена, ты здесь побудь, я сейчас, я быстро, только до магазина. Саша, пойдем со мной.

Ушли. Вторая женщина, Лена, рассказала Нине, что их нашел Саша, что были они у матери в больнице, узнали, что мы здесь одни и голодаем, вот пришли посмотреть что и как.

Вернулись Тоня с Сашей. Принесли хлеб и молоко. Сначала младшей, она ест хорошо, ей можно. Нам с Ниной немного, осторожней. После молока почувствовали голод, захотелось есть.

– Нельзя, нельзя, пока хватит, успеете. Никуда не денется. Ты, Лена, побудь с ними еще, мы с Сашей сходим в одно место. Есть больше не давай, мы скоро.

Ушли. Теперь надолго. Лена нас покормила еще раз, немного, но чуть больше, чем первый раз. Хлебом и молоком. Молоко взяли у своих на Тоболе, у частников, кто сумел сохранить корову, не съел ее зимой. Лена нам все время что-то рассказывала, не молчала, снова заставила нас умыться, перестелила постели. Мы немного ожили. Появился интерес – а что это здесь происходит…

Наконец появились Тоня с Сашей. С ними солидный, весь в нашивках, военный.

– Вот смотрите, – Тоня, оживленно жестикулируя, возбужденно рассказывала военному нашу историю, – отец с первого дня на фронте, мать в больнице, дети одни, без денег, но живут, видите, борются за жизнь, а аттестат отцовский давно пришел. Я знаю, уже больше месяца в военкомате лежит и его почему-то не вручают, не знаю, может, некому вручить, так Саша вон постарше, школьник. Его можно было вызвать и вручить. А так, видите что получается, дети без денег, пухнут уже от недоедания, вон смотрите, сколько карточек, а отоварить не на что, – Тоня говорила быстро, без умолку, как будто боялась, что ее остановят и тогда уже никто не расскажет, как плохо этим детям. Но военный молчал, слушал, о чем-то думал.

– А аттестат у вас, в военкомате, – продолжала Тоня, – мы письмо от отца получили, просит узнать, почему все молчат, что случилось с семьей, получили ли деньги по отправленному им аттестату. А никто ничего не получил и дети видите, уже пухнут.

Военный подошел ко мне, погладил по голове. Что-то хмыкнул, спросил, могут ли женщины завтра с утра быть здесь.

– Можем, можем, – ответила снова Тоня, – конечно можем, куда же мы теперь, одних теперь не бросим, как же, мать в больнице, конечно будем!

На второй день пришли двое военных, молодые такие, один прихрамывает, с большой хозяйственной сумкой. Достают из сумки – хлеб, сгущенное молоко, колбаса и, даже не верилось, яблоки. Что-то записывают, заполняют какие-то анкеты, подробно о чем-то расспрашивают Сашу, тот все рассказывает. Потом долго говорят с женщинами. Поехали к матери в больницу. Мы дома, снова хочется есть, но от нас все спрятали, дали понемногу и спрятали. И правильно сделали – мы бы уж точно объелись.

Вернулись все к вечеру. Саша сияющий, говорлив, хотя обычно больше помалкивает. Женщины тоже какие-то торжественные, улыбаются, даже неловко как-то, что за радости такие.

Нам объявляют, что с завтрашнего дня мы с Ниной зачислены в летний городской детский лагерь. «Жить будете дома, питаться и развлекаться – в столовой и клубе лагеря. Столовая городская, клуб в детском кинотеатре. Кормят три раза – завтрак, обед, ужин. Вот вам путевки, здесь и расписание по времени работы столовой и клуба. Завтра утром в девять часов быть в городской столовой, зарегистрировать путевки и кушайте на здоровье, играйте и пойте в свое удовольствие».

– Отъедайтесь, а там посмотрим, – парни из военкомата как-то смягчились, повели себя проще, не по-военному, заулыбались, – да очнитесь вы, не поняли, что ли?

И действительно, мы ошарашенно смотрели на всех, с трудом понимая, что происходит, о ком это говорят, кто это будет есть каждый день по три раза.

– Ладно, поймёте. Ну что, женщины, все что смогли, мы сделали. Мы пошли. Сообщайте, если что не так. Дней через десять наведаемся, мы эту семью взяли под свой контроль, так что не волнуйтесь, в беде их не оставим.

– А как же эта гнида-то, правда, что ли, у детей воровал?

– Пристрелили собаку. Ничего бывает. Мы ведь с фронта, после ранения, в военкомате служим временно, сил хотим набраться после ранения. Мы их, собак, здесь потрясем немного. Да ладно, не берите в голову. Мразь есть здесь, встречаются сволочи и там, на фронте. Ничего, разберемся, главное у вас здесь Военком мужик что надо. С понятием.

И наступил для нас месяц изобилия. Мы быстро забыли про голод, да и был ли он голод-то. Вон как нас кормят!

На завтрак – булочка с колбасой и маслом, белый хлеб, манная каша на молоке, чай с сахаром. На обед – хлеб досыта, суп, или борщ, или щи в большой тарелке, на второе котлета или гуляш, или еще что-нибудь вкусное, с картошкой или кашей, компот. Вечером – булочка с маслом, бутерброд с мясом или колбасой, каша, молоко. Разве можно съесть столько сразу? Мы ходили втроем, брали с собой младшую сестру и на всех хватало. Булочки уносили домой, делились с братом, но тот отказывался категорически.

– Отъедайтесь. Вам назначено. Я прокормлюсь, одному легче. В столовой работали пожилые женщины. Они не только разносили обеды, но и строго следили, чтобы дети съедали все здесь, в столовой, не уносили и не отдавали кому-то. С нами познакомились в первый же день, подсели к столу, расспросили. Мы сразу же убедили их, что нам двоим это много, всего не съесть, у нас есть маленькая сестренка, мы хотим приходить с ней и есть всем нам здесь вместе.

– Ладно, приходите. Здесь многие едят вместе с маленькими. Мы ведь только взрослых не пускаем. Здесь столовая для детей, по детским путевкам. Ничего, приводите свою сестренку.

– Так хорошо все разрешилось. А булочки мы, освоившись, потихоньку все же домой уносили. Не думаю, что женщины этого не замечали. А может, и не видели, не мы одни, много там детей было, за всеми не уследишь.

Да и следили ли.

К концу месяца к нам домой снова приехали те военные. Привезли новые путевки, только теперь путевки постоянные – мне в детский сад, а Вере, младшей сестре, в круглосуточные ясли. Судьба наша определилась, голод нам больше не грозил.

Привезли они и благодарственное письмо от отца с фронта, в адрес Военкома. Женщины читали письмо вслух, читали и плакали. Плакали обо всем, и что отец там живой на фронте, и что мы здесь, слава богу, живыми остались, плакали и от радости, и от горя, и о том что уже было, и о том что еще будет.