Сергей Добронравов - Оправдание Иуды

Снисходительно кивнув, недолго смотрел на это Иуда. Отвернулся. Пошёл было к торжку, изумляясь услышанному: – Обкрадываешь себя… Других… Себя… Так, так… Какие слова знает Назарянин… Иуда и не слышал таких… Посмотрим, посмотрим…

Зло остановился, шепча искусанными губами. И резко свернул к ракитнику. Не глядя, вытянул руку, длинные пальцы раскрылись навстречу посоху, и тот послушно прилип к открытой ладони…

…множество покупателей обступило прилавки, на которых в этот благословенный день можно было купить самую дешёвую и отборную в Галилее рыбу…

Иуда метался от прилавка к прилавку. Но все были заняты своим делом. Продавали и покупали. Продавали и покупали…

Иуда бешено озирался, то и дело, наклоняя голову, выстёгивая лица живым глазом, и вдруг услышал позади себя голос, что заливался, переполненный сладкозвучием и восхищением. – Ты посмотри, посмотри, какая отборная рыба! Нет, ты смотри! Такую первосвященнику подают! И всего две драхмы за дюжину!

Слышно было, как покупатель усмехнулся. – Я не такой важный, чтобы вечерять в Иерусалиме… я согласен за одну…

Голос продавца горестно взвыл: – Одна драхма? Одна!!! Ты раздел моих детей, мой отец почти умер с голоду, у тебя вместо сердца камень…

Иуда резко обернулся. За прилавком стоял Найва Грызун, перечисляющий по пальцам все постигшие его горести. На мерных весах умостился плетёный лоток, выстланный травой, в котором шевелилась действительно очень крупная рыба.

Перед прилавком стоял старый пастух с простецкой ухмылкой и ягнёнком на руках и его большая лохматая собака, что внимательно прислушивалась к словам Найвы.

Найва, перечислив свои, приступил к горестям старика. Потряс четвёртым пальцем:

– … А вместо головы у тебя – полено!

Собака угрожающе зарычала. Пастух нахмурился: – Потише, ты, первенец водяной крысы! Я не говорил о тебе дурных слов…

Найва заюлил:

– Только у полена нет глаз! Только у полена… разве ты не видишь, что Назарянин уходит!.. В Кану!.. Ухоооодит!! Не видишшшшь?

И торжествующе завопил:

– Не видать тебе больше такой свежей, такой дешёвой, такой крупной рыбы, не видать!!!

Пастух растерянно посмотрел в ту сторону. Собака начала скулить. Иуда резко повернулся и посмотрел туда же правым глазом. И застыл в страхе Найва, увидев в двух шагах от себя Иуду. Но тот не сводил глаз с дороги, равнодушно промелькнув Грызуна…

На дороге видны были фигурки, они были не так далеко, ещё можно отличить одну от другой. Первая, высокая, в белом хитоне, Иисус. Рядом с ним, пониже, тонкий Иоанн. За ними, даже отсюда видно, что это Симон, широкоплечий, с открытыми руками. И рядом с Симоном шагал степенный Иаков…

Иуда с ненавистью смотрел им вслед, но вдруг… добродушно заквохал и ласково укорил: – Обманул Назарянин… провёл таки, доверчивого Иуду…

Иуда скосился здоровым глазом вбок… за плечо и вдруг молниеносно перешагнул к прилавку. Найва отшатнулся. Пастух и собака с удивлением глянули на Иуду…

Мимо прилавка, не на кого не смотря, быстро прошёл Андрей, с плащом через плечо, с полной торбой… Но как-то не так шёл Андрей. И показалось Иуде, что идёт Андрей сквозь людей. Вот перед Андреем чья-то спина, и вроде бы никуда он не сворачивает, но уже впереди той спины вышагивает бывший кормчий…

Иуда замотал головой, пытаясь поймать единственным глазом, как это получается у Андрея. Но Господь метнул от озера к торжку порыв ветра, и тот кинул в глаз Иуде соринку!

И пока Иуда смаргивал, Андрей прошёл и опять не успел заметить Иуда… Снова всматривается, снова отчаянно тянет шею Иуда, вот перед Андреем последний прилавок, вот сейчас, СЕЙЧАС!

…Иуда подался вперёд, но стремится навстречу Андрею девушка, что танцевала прошлой ночью у костра, и смеясь, загородила Андрея! Иуда дёрнул голову вбок, но юноша, что играл на свирели, загораживает Андрея с другой стороны! Эти двое видят только друг друга, но Андрей уже прошёл сквозь прилавок…

Торжок позади, Иуда зарычал с досады. Андрей уходит, уходит, уходит!

Иуда выбрался вслед за ним на дорогу и долго смотрел ему вслед. Наклонив бугристую голову, плавно вёл её вбок, совмещая глаза, как будто ловил Андрея в лучный прицел. И улыбнулся Иуда, ласково бормоча. И звериная ярость, бушующая в нем, неудержимо рвала приветливость на клочки…

– Красиво уходишь, Андрей… быстро… так торопишься услышать, что скажет тебе твой Иисус… Так, так… Это он научил тебя ТАК ходить? Может и мне стоит послушать… нашего Иисуса?

Вдруг резко сел Иуда, прямо там, где стоял. На дорогу, в пыль, и яростно взрыхлил скрюченными железными своими пальцами утрамбованную веками и копытами землю, словно был вокруг него мягчайший приозёрный песок…

– Или Иисус новый Илия? Или не Иуда самый умный? Или перестал быть сильным Иуда?

И хрипло захлёбывался Андрею вслед, словно мог тот ещё услышать: – Что? ЧТО??? Что такого не знает ещё Иуда?!!! Безупречный Иуда, рождённый от Симона среди камней!

Раскалённый полдень вминал всё живое в землю, и даже пропылённые сандалии не оставляли теней. Иисус шёл по дороге в Кану, погружённый в себя, прямой и спокойный. Его выбеленный хитон слепил остальным глаза под полуденным солнцем. Апостолы притихли, но шаг их был также размерен. Да только шумно дышал Симон, то и дело, прикладываясь к огромной кожаной фляге. Он предложил воды задумавшемуся Иакову, но тот с улыбкой, покачал головой.

Иаков смотрел вперёд и увидел, как положил Иисус руку на ближнее плечо Иоанна, и тот повернул к Иисусу лицо, сразу и весь, обратившись в слух. Иисус же смотрел только перед собой.

Симон оглянулся назад и, далеко позади, увидел Андрея. Тогда он ускорил шаг и нагнал Иисуса. – Равви, давай подождём Андрея…

Но Иисус не повернул головы. И услышал Симон тихое и раздельное: – Истинно говорю тебе, Иоанн… только догнавший меня на дороге, пойдёт рядом со мной…

…Искрилось жидким серебром в тёмно-зелёной оправе великое озеро Галилеи. И вились от него дорожные нитки, и из множества ниток одна вела вверх, в Капернаум. Другая же – прочь от берега, на юг, в Кану…

На берегу, почти у самой воды, на торжке копошились фигурки рядом с игрушечными прилавками. Вот отделилась одна фигурка, другая… верховые, пешие… Торговцы яростно гнали с избытком нагружённых осликов в Капернаум.

А на дорожной нитке, что бежала в Кану, валялся камешек или комочек грязи. Комок глины. Валун…

…Иуда с посохом, сгорбившись, сидел в дорожной пыли. Ожесточённо споря, беззвучно шевелились его сухие губы. Иуда не видел вокруг себя. И никого не было рядом с ним. Живой глаз смотрел на дорогу в сторону Каны…