Владимир Дэс - Зелёное пальто

Мальчику было лет двенадцать, девочке – лет десять.

В руках у них были портфели. «Школьники», – автоматически подумал я. «Стоп, а раз школьники, значит, здесь есть школа, а раз школа – значит цивилизация», – и помня, что дети – цветы жизни, присев на корточки, елейным голосом залепетал: «Здравствуйте, дети».

Они оценивающе посмотрели на меня. Пацан, очевидно, решив, что с меня можно что-то поиметь, спросил, чуть двинувшись вперед:

– Закурить есть?

– Нет, – опешил я.

– А выпить?

– Нет, – ответил я, еще более пугаясь этих маленьких представителей Нерчинска.

– А может, девочку хочешь? – уже отчаявшись, предложил юный сутенер и подтолкнул свою спутницу ко мне.

Та, потупив свои детские глазки, стала носком сандалии водить по асфальту, пытаясь начертить какой-то круг.

Я оцепенело уставился на ее туфлю, на этот круг на грязном асфальте и, вдруг дико закричав, побежал. Побежал, как оглашенный, куда глаза глядят. Лишь бы подальше от этих «цветов» нерчинской цивилизации.

Поворот, один, второй, третий. И тут я уперся в стену какого-то странного сооружения, похожего на православный храм и на буддийскую пагоду одновременно.

В это сооружение вела дверь. На двери была вывеска «Музей».

Я с перепугу и отчаяния влетел туда.

Через пять минут, в тишине, я успокоился.

Здесь, внутри, было всё как во всех музеях: окошечко с надписью «касса» и женщина, сидящая рядом на стуле, очевидно, родственница нашего профессора Шамана, с таким же разрезом глаз.

Посмотрев на меня своими прекрасными раскосыми глазами, она спросила, улыбаясь:

– Вы на экскурсию…

– На экскурсию, – машинально ответил я.

– Проходите, – сказала она, все так же приветливо улыбаясь. Я купил билет и послушно прошел. Она, рассказывая, повела меня по залам. «Да что это за беда такая в этом, богом забытом городе: то ненормальные дети, то музеи с экскурсоводом, с ума сойти», – с тоской подумал я.

А в музее, надо сказать, была представлена вся история этого края: петровские времена, экспозиция о декабристах и их женах, столыпинская реакция, фотографии врагов народа тридцатых годов, пейзажи, ландшафты и описание золотых рудников, макеты и чучела всякой местной живности.

После экскурсии эта местная милая женщина, живущая, кстати, прямо в здании музея, поставила кипятить чайник, достала варенье и ввела меня в курс их нерчинской жизни.

Оказалось, что «лагеря», которым я интересуюсь, просто нет. Содержание его давно не финансируют, вот поэтому там нет ни света, ни тепла, ни телефона, ни охраны.

А всех, кого сюда присылали отбывать срока, начальник колонии, местный житель, направляет работать на золотые прииски рабами.

И моя младшая сестра наверняка на каком-нибудь из приисков кашеварит. А про старшую сестру она ничего не слышала. Хранительница музея пообещала сходить к начальнику и все разузнать поподробнее. Но понадобятся деньги, даром тот ничего не скажет. Я тут же дал денег.

Кстати, оказалось, содержание музея тоже финансируется этим же местным начальником колонии. Когда я поинтересовался, а зачем ему музей, она, немного помявшись, повела меня еще в один зал.

Едва мы переступили его порог и она включила свет, я очутился в огромном сказочном дворце.

Все вокруг сияло и светилось так, словно вдруг зажглись тысячи ламп.

Стен не было.

Вместо них стояли гигантские зеркала от пола до потолка и от угла до угла. Они занимали все пространство зала, делая его бесконечным.

– Что это? – воскликнул я.

– Это сокровище, из-за которых и существует наш музей, – ответила хранительница.

И рассказала, что зеркала эти привезли сюда в 1900 году с Парижской выставки нерчинские золотопромышленники, когда здание еще только начали строить. Два года везли на санях и телегах.

Музей давно бы лишился этих реликвий. Но никто, в том числе и начальник колонии, до сих пор не придумал, как их вытащить из музея и на чем вывезти.

Зеркала были очень тяжелые, на свинцовой основе и окованные в ажурную бронзу. Размеры поражали: метров десять в ширину и три в высоту.

Я неспешно обошел зал, и честно сказать, мне тоже захотелось вывезти это чудо из этой дыры к себе в Башню.

Стало понятно, зачем местный олигарх-начальник колонии так тщательно оберегал музей. Надежда перспективной наживы творит чудеса благотворительности.

Мы попили чай, и, оставив меня ненадолго, хранительница музея отнесла деньги начальнику, а вернувшись, сообщила, что сестра работает на четвертой Драге [27] поварихой у латышей. За определенную плату ее завтра утром могут привезти ко мне.

Я опять отсчитал деньги, и она опять пошла к начальнику.

Когда вернулась, сказала, что насчет младшей все в порядке, а про старшую начальник тоже ничего не знает.

И стала стелить постель. На двоих, прямо в музее.

Деваться мне было некуда, и я возражать не стал.

Поутру начальник привез сестру. Похудевшую и устав шую. Пока хранительница отпаивала ее целебными настоями из мухоморов, я договорился с начальником колонии о сумме выкупа своей младшей сестры.

Вместе с ним сходили в лагерь и из камеры хранения забрали легендарную папину бритву.

Потом я простился со своей ночной пассией, пообещав когда-нибудь вернуться. Она, в свою очередь, пообещала мне родить еще одного яркого представителя их народности. Я не возражал.

Прилетел вертолет, и мы с младшей сестрой покинули это историческое место.

Из всего населения Нерчинска провожали нас только две дамы: будущая мать будущего профессора и корова, которая, бросив гоняться за газетами, погналась за нашим вертолетом.

Но теперь я был спокоен.

Я знал, что читать она не умеет, как, наверное, и летать.

Да и вообще коровы ни читать, ни летать не умеют.

По крайней мере в Нерчинске.

Как бы ни было прискорбно, но ни самой старшей сестры, ни ее следов нигде не обнаруживалось. Вертолетчики тоже поклялись, что такой пассажирки у них не было.

Стало понятно, что из Нижнеокска она отбыла, а сюда не доехала. Надо было искать где-то посередине.

Вертолетчики доставили нас в Читу. И там бросили.

Губернаторские люди, поняв, что мы без старшей сестры, тоже нас бросили.

И мы с младшей сестрой еле-еле с большой переплатой купили билеты до Нижневартовска. В общий вагон.

И не было бы счастья, да несчастье помогло.

В одном общем вагоне с нами ехал веселый нефтяник.

За бутылкой водки мы разговорились. Этот добытчик после третьего стакана стал рассказывать всему вагону об удивительной девушке, истинной россиянке. У которой даже на груди выколот патриотический лозунг.

– Сестра! – закричали мы с младшей в один голос.

– Где она? – затрясли мы нашего попутчика.

Ее, оказывается, по дороге в Нерчинск перехватили нефтяники, летевшие из Москвы.