Владимир Дэс - Зелёное пальто

Когда мы прибыли в Нижневартовск, там было минус пятьдесят. Даже пингвины от холода, не стесняясь, заходили в подъезды жилых домов и там грелись.

Сестру же нефтяники пригрели сами, разместив в местном санатории «Африканский Рай», где под пальмами отдыхали после вахт душой и телом.

Еле-еле нам удалось вырвать ее из цепких мужских рук, перемазанных черным золотом.

Едва мы прибыли в Нижнеокск, как старшая сестра получила приглашение посетить резиденцию Губернатора.

Там, в комнате отдыха в глубине своего кабинета, Губернатор быстро «прочитал» несколько раз, лежа на диване, надпись на груди моей сестры. Стал «россиянином» и успокоился.

Благодаря этому ликбезу наконец вся наша семья попала в милость и нам было поручено организовать прием «Царской семьи в изгнании».

Вдовствующая российская императрица, наследник и свита, путешествуя по Волге на пароходе, решили сделать остановку у нас в городе на один день.

Архивисты-монархисты срочно стали искать в секретных отсеках ОГПУ остатки дворянства в нашем Нижнеокске.

После долгих поисков и допросов в стенах бывшего здания КГБ двое признались, что они потомки дворян.

Один происходил из княжеского рода, а другой – из графского.

Граф законспирировался под учителя труда в школе для недоразвитых детей, а князь легализовался, став капитаном ГАИ. Вот им-то в компании с моей сестрой и было поручено встретить хлебом-солью императорскую семью и ее двор.

Двор состоял из полуголодных титулованных эмигрантов, потомков бывшей дворовой знати.

На пристани всё было торжественно.

Резвился только царевич, десяти лет от роду.

Чопорные дворяне милостиво приняли приглашение на обед в ресторан «Охотник». По их лицам и поведению было понятно: они до сих пор считали, что только им принадлежат богатства Российской империи: золото, алмазы, газ, нефть и даже наши души.

Духовенство встречать не пришло, оно было занято куда более важным делом.

В которое, между прочим, был втянут и наш папа.

Мы, рожденные в СССР, воспитанные в полном религиозном невежестве, даже и не подозревали, что в России уже давно существуют две враждующие церкви со своими приходами и со своими патриархами.

Не признающие друг друга. Захватывающие храмы и вербующие прихожан.

Вдобавок объявились в огромном количестве секты американские, канадские, российские: баптисты, трясуны, крикуны, прыгуны, хлысты, мормоны, адамисты, немоляки.

Причем святые отцы, только что выступавшие за одну церковь, часто переходили в лоно другой и обратно. Чем еще больше запутывали простой православный народ России.

Запутали, конечно, и папу.

С целью поднятия своего авторитета каждая из церквей придумывала себе какие-то чудеса. Кто-то увидел чудо в «папе икающем». И потащили его с кремлевской площади каждый к себе.

И заметался наш папа от одного храма к другому. От одной рукопашной схватки к другой.

А так как папа был простой русский мужик, ему все эти теологические тонкости пришлись не по силам.

Нашел я его избитого, в изодранной одежде, босиком, посреди враждующих церквей.

Он стоял на коленях под проливном дождем и, не обращая внимания на гром и молнии, взывал к Господу:

– Боже! Если ты есть, вразуми, кто я и что я? Для чего ты, отец мой, создал меня? Неужто только на муки? Или я больше ни на что не гожусь? Не верю я в это. Не верю!

Вразуми меня, Господи. Веры желаю! Где истина? У какой из твоих церквей? Не дай душе погибнуть в поисках «Истины». Помоги, Господи!

Гром, молнии, шквальный ливень.

И мой отец, стоявший на коленях с воздетыми к небу руками, взывающий к Богу.

Как же это достали русского мужика, что он, горький пьяница, заговорил о душе и истине. Задумался, для чего, с какой целью появился на свет Божий.

– Папа! – с криком бросился я к отцу. Обнял его, прижал и, заливаясь слезами, потащил прочь от этого места.

– Пойдем, пойдем… – твердил я и упорно волок его в сторону ресторана «Охотник», где начиналось пиршество в честь посещения императорской семьи нашего Нижнеокска.

– Папа, пойдем, там император, он все тебе объяснит.

Папа, услышав мои слова об императоре, сразу затих и покорно поплелся за мной.

В гардеробной я его обтер и, накинув на него поварскую куртку, повел в зал.

Вокруг сказочно сервированного стола уже скакали и щелкали фотоаппаратами приезжие дворяне. Там, за границей, такое угощение им и не снилось.

Метровые осетры, икра черная трех видов, розовые рябчики, белые грибы в шмелином меду, огромный торт в виде Нижнеокского Кремля.

Местное дворянство в засаленных пиджаках, заштопанных брюках сидело с краю стола и делало вид, что они так ужинают каждый день. Надутые, как индюки, они угощали друг друга:

– Попробуйте-ка, граф, кролика вот с этой острой испанской подливкой.

– Ну что вы, право, – отвечал граф князю, – лучше отведайте медвежатинки с этим прованс-соусом, он поострее будет. Ох, как любила его помнится, наша праба… праба… словом, императрица Анна Иоанновна.

Наконец дали отмашку, и все разом кинулись к столу, не по-дворянски заталкивая в себя дворянскую еду.

Папа, глянув на все это, стащил со стола бутылку водки и, сказав мне:

– Тоже мне императоры… – ушел в гардеробную продолжать имперский обед с простым народом.

Потом зазвучали тосты.

Кто-то заказал оркестру «Боже, царя храни». Дворяне повскакивали с мест и, приложив руки к сердцу, как американцы в своих боевиках, пропели дореволюционный гимн.

Уже за полночь, чуть живых от съеденного, членов царской семьи отвезли назад, на пароход. Битком нагрузив их каюты остатками деликатесов.

Принимающая сторона, тоже довольная и пьяная, под утро разбрелась по домам.

Добравшись до Башни, наше семейство обменялось мнениями по поводу исторического визита. Мама сказала:

– Жалко их. Уж больно они голодные.

Папа, изрядно набравшись и забыв о Боге, теперь пытал меня:

– А где же, куда же делся император?

Я ему ответил, что его расстреляли. Папа очень удивился:

– Где?

– В подвале.

Он почесал затылок и сказал:

– А выстрелов не было слышно.

В полдень, когда я проснулся, обнаружил в своей Башне спящего на диване пьяного нижнеокского князя, капитана ГАИ.

Князь он или не князь, мне было все равно, но спать в ботинках на моем диване я бы и царю не позволил.

Стащил его с дивана и хотел выставить вон. Но замешкался, слишком уж забавным он выглядел спросонья, и мне захотелось с ним поболтать.

Я достал водки, закуски, и мы сели в уголке пообщаться.

Поначалу разговор не клеился. Он все – мы князья, мы дворяне.

Но потом, заметив, что я заскучал и проявил намерение свернуть наше застолье, честно признался, что ничего не знает о княжеской жизни, да и дворянской тоже. Всю жизнь простоял на дороге. Махал палкой да шкурил водителей.