Лара Продан - Тонкая нить судьбы

Дарья посмотрела на обоих девушек слегка замутненным взглядом. Потом тряхнула головой, как бы освобождаясь от какого-то груза, и взгляд ее поменялся на ясный и пытливый. Джейн не отступала:

– Дарья, все-таки, скажи, где ты витала сейчас, ведь в мыслях своих ты была не здесь?

– Представляете, девочки, я вдруг ощутила себя на месте Насти. Я была там, в далеком прошлом. И мне было страшно и неуютно… Надя, твоя мама не поддерживала связей с Настей в последнее десятилетие ее жизни. А кто нам может рассказать об этом периоде? И еще? Надя, твоя мама сказала тебе причину отчуждения двух людей, друживших с глубокого детства, пронесших свою дружбу через юность, зрелые годы и оборвавших всякие связи на склоне лет?

Надежда помолчала немного, собираясь с мыслями, медленно, взвешивая каждое слово, сказала:

– Да, сестрёнки, знаю я эту причину. И документы в связи с этим у меня есть. Причина эта очень своеобразная, неординарная и естественная одновременно. Даже не знаю, с чего начать. Деликатная очень причина, понимаете?

Девушки смотрели на Надежду и ничего не понимали. Установилась тишина, во время которой одна из трех девушек собиралась с духом и мыслями, две других ждали информации от первой.

Алексей Ухтомский встретил канун 1944 года в окопах первого прибалтийского фронта. Вот уже почти неделю, как он вместе со своей группой разведчиков пытался достать информацию о городской группировке немцев. Городок, так назывался маленький город, что в Витебской области, представлял собой хорошо укрепленный немецкий плацдарм. Группе Ухтомского было дано задание раздобыть документы по укреплению Городка. Разведчики не только раздобыли эти документы, но и захватили в плен немецкого офицера, вышедшего на улицу по нужде. Очень ценный пленный оказался. Его вместе с документами Алексей доставил в штаб полка. Когда Ухтомский докладывал командиру полка о выполнении задания, в землянку вошел мужчина в форме младшего политрука.

– Знакомьтесь, Алексей Николаевич, это наш новый политрук, прибыл вчера. Петр Владимирович, как вы знаете, погиб третьего дня.

– Угловатый Степан Митрофанович. – прервал доклад командир полка.

Ухтомский повернулся и встретился с холодными глазами Угловатого. Они стояли минут пять молча, глядя друг другу в глаза, в которых отражалась непримиримая ненависть. Командир ничего не понимая, нарушил установленное молчание.

– Вы знакомы? – спросил он обоих.

– Было дело. Встречались до войны – небрежно бросил Угловатый.

Алексей ничего не сказал, только по уставу обратился к командиру полка:

– Товарищ полковник, разрешите идти.

– Подождите, капитан. Вы еще не закончили докладывать. – недоуменно заметил командир полка.

– Основное я уже доложил. Вот документы по укреплению. «Язык», то есть пленный офицер ожидает за дверью. Он под охраной моих двух разведчиков. Разрешите идти, товарищ полковник – Ухтомский твердо посмотрел на своего командира.

– Ну, что же, Алексей Николаевич. Спасибо за службу. Добре сработали. Сейчас мы с политруком займемся «языком» и документами. Идите, отдыхайте. – командир полка подошел к Ухтомскому и благодарно похлопал того по плечу.

Морозный воздух слегка оживил Алексея, вышедшего из землянки командира. Но в висках стучало, в затылке появилась резкая боль. Ухтомский сдавил голову руками.

– Что с вами, командир? Вам плохо? – услышал тот встревоженный голос своего бойца.

Он повернул голову в сторону голоса и увидел Иващенко, самого опытного в его группе разведчика. Иващенко внимательно смотрел на своего командира.

– Товарищ капитан, может в санчасть пройдете? Лицо у вас уж больно бледное, да походка шаткая. Может заболели чем? – не успокаивался Иващенко.

Алексей остановился, нашел небольшой пень, сел на него.

– Не беспокойся, Иващенко, все нормально. Передай нашим, чтоб отдыхать пошли. Выспаться надо. Не спали почти трое суток – голос Ухтомского был слабый, тихий.

– Есть, товарищ капитан. – бойко ответил Иващенко и побежал исполнять поручение.

Алексей сидел на пне и со стороны казалось, что он просто отдыхает – глаза закрыты, руки опущены на колени, голова слегка наклонена вперед. Но Ухтомский лихорадочно думал.

«Вот оно, время мое пришло. Угловатый здесь. Война идет. Лихие пули свистят. Любая из них может не пролететь мимо, застрять в сердце ненавистного Угловатого.»

От этих мыслей Алексею стало жарко. Он расстегнул ворот гимнастерки, скинул шапку с головы и стал ртом жадно хватать морозный воздух, как будто задыхался. Потом резко встал, прошел по скрипучему снегу метров двадцать, остановился, развернулся и вернулся на прежнее место. Затылок продолжал ныть, в висках по-прежнему стучало. Капитан не получил удовлетворения от предоставленной возможности.

«Нет, я не убийца. Угловатый должен знать, за что будет наказан. Я буду судьей и палачом в одном лице. Только, когда, когда … Надо обдумать… Надо решить…» Ухтомский решительно прошел к командирской землянке, остановился на миг перед входом, открыл дверь.

– Разрешите войти, товарищ полковник. – обратился Алексей к командиру полка.

– Вошли уже. Что у вас, Алексей Николаевич? Что-то новое вспомнили?

Угловатый сидел за столом и исподлобья наблюдал за Ухтомским. От него, опытного опера, не укрылось бледность лица Алексея, ходящие желваки по щекам, выдававшие внутренне волнение и напряжение. Степан сразу же почуял, что Ухтомский что-то задумал.

– Я вас слушаю, капитан. – внимательно глядя на Алексея, произнес командир полка.

– Товарищ полковник, разрешите показать товарищу младшему политруку расположение полка. Он – человек новый, ему интересно, наверное, будет – браво обратился Ухтомский с первой, пришедшей на ум просьбой.

– А там я соображу, как мне поступить – решил про себя Алексей.

Угловатый, будучи трусливым по природе своей, испугался. В его планы не входило оставаться один на один с Ухтомским. Когда Алексей вышел после доклада, Степан сразу для себя решил, что при первом удобном случае он покончит с князьком. Но выглядеть это должно, как естественная гибель. Война есть война. Он тоже подумал про шальные пули. Полковник вопросительно посмотрел на Угловатого, который отреагировал быстро.