Дарья Кузнецова - Увидеть Париж – и жить

Мне было нечего делать, я читала историческую и публицистическую литературу о социальных проблемах. Я стала часто об этом говорить. И один раз Жермен пригласил ко мне врача. Тот сказал, что у меня небольшое нервное расстройство и мне нужно отдохнуть в одной очень хорошей частной клинике. Я была в ужасе и не понимала, что у меня нервный срыв. Да, я люблю говорить об общественных проблемах, о правах человека, о классовой борьбе, которая и в наше время продолжается в капиталистическом обществе. Но неужели это сумасшествие, навязчивая идея? Я часто думала о том, почему мой начальник ударил меня, и пришла к выводу, что так ему позволило поступить мое социальное положение. Ну и что? Надо просто принять это как факт. Социальное разделение существовало даже при первобытно-общинном строе. Это не причина для скорби и печали, так устроен мир. Подумайте о том, какая жизнь была, например, у рабов в древнем мире, какую жестокость к ним проявляли. Их избивали плетками и распинали на крестах. Сначала, когда я читала роман о восстании Спартака, «Хижину дяди Тома» и другие исторические произведения, рабство приводило меня в ужас. Я представляла себе, как они ужасно жили от рождения до смерти: тяжелая работа, издевательство, тоска, бесправное положение. Мое сердце сжималось, я испытывала ужас и рыдала. Почему люди так жестоки? Почему некоторые не видели ничего хорошего в своей жизни, а другие наслаждаются всем, что есть под солнцем? Но, с другой стороны, если бы не существовало рабовладельческого строя, человечество бы не выжило. Было слишком мало ресурсов. Рабство в конечном итоге способствовало прогрессу. В истории действуют законы силы. Я приняла это как факт. Меня больше не волнуют страдания человечества, глупо расстраиваться из-за этого, надо просто жить дальше своей жизнью. Мне кажется, я перестала грустить из-за того, что люди так безжалостны и ненавидят друг друга. Мы разумные животные, и главное для нас – выживание, удовлетворение естественных потребностей, пускай и за счет издевательств над другими существами. Я, например, думаю, что Луи даже не помнит, как он обидел меня тогда. Он просто живет дальше, и я не хочу ему об этом напоминать, я прошла терапию прощения и меня больше не волнует мой бывший начальник. Мне совсем не хочется вернуться в ту фирму, где я работала раньше. Меня больше не привлекает эта спешка, необходимость все время держать себя в форме, улыбаться клиентам, постоянные мысли, идеи по поводу новых сделок, которые крутятся в голове. Я теперь могу занять свой мозг чем-то более интересным. Да, если бы я была человеком другого происхождения, другого социального положения, он не поступил бы так со мной. Но не расстраиваться же из-за того, что мы родились не в английской королевской семье, что про нас никогда не напишут статьи в газетах и у нас не будет свадьбы с принцем, которую будут транслировать на телеканалах всего мира. Грустить из-за этого просто нелепо. Моя семья не была бедна, я всегда считала себя представителем среднего класса. Миллиарды людей на земле испытывают большие финансовые затруднения и могут позволить себе гораздо меньше, чем я. Да и побил он меня не так уж сильно. На многих людей нападают хулиганы и наносят им телесные повреждения. Они из этого не строят вселенской трагедии, драмы на всю жизнь. Это нормально, наш мир не идеален, думать и вспоминать о своих несчастьях просто глупо. Надо двигаться дальше. Я не смогу никогда кардинально изменить свое социальное положение, войти в элиту общества. Но переживать из-за этого по крайней мере неразумно. Надо просто наслаждаться тем, что есть. И наивно думать, что я сделаю что-то такое, за что люди начнут уважать меня. Да и зачем мне мнение других людей? Каждый думает только о себе.

Ева быстро говорила и нервно откусывала маленькие кусочки багета.

– Ведь я правильно говорю, Лариса?

– Да, Ева, ты все правильно говоришь.

– Но доктор считает, что я еще не выздоровела и мне нужно оставаться в клинике. Я здесь уже два года, Лариса, и мне кажется, я останусь здесь до конца моих дней. Значит, такова моя судьба.

– Глупости, Ева, нет никакой судьбы. Есть только то, что мы хотим сделать со своей жизнью, – я заглянула в ее тусклые, заплаканные глаза.

– Да, но если я родилась в определенном социальном круге, это не зависело от моего желания и расстраиваться из-за этого нелепо и неразумно.

– Да, Ева, я согласна, не стоит расстраиваться, – печально вздохнула я.

Я потихоньку начала привыкать к клинике. К большому раскидистому саду, к светлой столовой с картинами на стенах, к доктору Гюставу, который продолжал задавать мне вопросы, на которые я все-таки не находила ответа. Мне хотелось оставить прошлое в прошлом, выкинуть все стандарты из головы, перестать чего-то добиваться и просто жить дальше. Действительно, в клинике не надо было ничего предпринимать, никуда спешить. И мне начинало нравиться это состояние. Я сидела под раскидистым дубом, плавала в бассейне. Общалась с Амелией, которая рассказывала мне множество сплетен обо всех постояльцах клиники. Здесь были разведенные жены, религиозные фанатики, наркоманы и алкоголики, игроки, люди с депрессией, вселенской тоской, которая иногда парадоксальным образом усиливается из-за полного отсутствия финансовых проблем, и даже парочка Наполеонов. Со скамейки под дубом открывался изумительный вид на сад и лес вдали, клиника находилась за городом на холме. И когда я сидела там по вечерам, мне становилось хорошо, может быть, под действием лекарств, я начинала думать о здесь или в другом месте. У том, что все равно я буду жить нормально – меня есть деньги, все будет хорошо, надо, наконец, простить себе все ошибки, ведь они были в жизни у каждого человека.

Я стала лучше спать по ночам, по вечерам мы собирались в большом зале, играли в бильярд и в карты, официанты разносили безалкогольные напитки. И мне казалось, что я сижу в каком-то элитном клубе. Иногда я ходила в кинозал, где показывали позитивные фильмы, мелодрамы и комедии. Также в клинике была большая библиотека и танцевальный зал.

Как-то вечером мы сидели втроем на моей любимой скамейке: я, Амелия и Гай, высокий, полный, печальный парень с большим животом, его взгляд периодически становился каким-то отсутствующим и бессмысленным.

– Это санаторий для богатых невротиков. Не хочешь остаться здесь до конца своих дней? – спросила меня Амелия. – Кормят вкусно, развлечения, беседы с интересными, приятными людьми, доктором, например. Жизнь здесь затягивает, некоторые даже не хотят уезжать. Понимаешь, здесь проще, чем в реальном мире. Я смотрю, тебя тоже затянуло, у тебя улыбочка появилась, расслабленность какая-то, это знак. Ты останешься здесь надолго, им выгодно, чтобы люди платили деньги, и нам тоже здесь не так уж плохо.