Дарья Кузнецова - Увидеть Париж – и жить

– Да при чем тут деньги? Я не испытываю в них недостатка. Мне стало жаль тебя, я хочу, чтобы ты была счастлива с нами. Каждому нужны близкие люди. Ты так одинока, а мы как семья. Ты никогда не будешь одна, и я буду любить тебя всегда, Лариса. Ты тоже из России, у нас так много общего. Давай вместе наслаждаться жизнью и помогать друг другу.

Он обнял меня, притянул к себе и стал целовать. Эта любовь была необычной, все было как-то слишком красиво, я не могла избавиться от ощущения, что Михаил играет какую-то роль. Но меня охватило безумное желание, хотелось испытать экстаз и забыть обо всем. Я чувствовала, что я живу, снова живу после расставания с Пьером, после того как меня изуродовали и я пережила жуткую депрессию.

Со мной произошло что-то непонятное, я думала, что хуже все равно уже не будет. Я не могла вернуться к своему одиночеству, тоске и страху. Мне почему-то захотелось остаться с Михаилом, с этими странными людьми в их идиотском театре. У меня было такое ощущение, что я лечу на американских горках вниз: страшно и тревожно, но весело и захватывает дух. Я ощущала себя в каком-то смысле падшей женщиной, но ведь любое зло и добро относительны. Наверно, лучше дарить людям своеобразную эротическую радость, чем окончить дни в заведении для богатых невротиков или спиваться в одинокой, пустой квартире. В Михаиле было что-то необыкновенно привлекательное, мне казалось, что порочность в нем необъяснимым образом сочетается с искренностью и способностью делать что-то хорошее для себя и людей в рамках его понимания. Он как-то удивительно приспособился к жизни, которая не травмировала его, а наоборот, Мишель брал от нее то, что нужно, и ему, как ни странно, было комфортно в этом «мире печали и слез». Я тоже хочу обрести гармонию, какую-то относительную, с грехом пополам, если уж иного на этой земле не дано, как показывает мой опыт. Мне казалось, что с Михаилом я обрету ее.

Мы снова занимались любовью, разговаривали, пили вино. Я уснула без сил уже под утро. Когда я проснулась, был уже день. Солнце светило в открытое окно, и слышался шум океана! Сколько же я проспала? Я не сразу поняла, где я. Но тут в комнату вошел Михаил в шелковом халате, с мокрыми волосами, зачесанными назад, и принес мне кофе в постель в маленькой фарфоровой чашечке на позолоченном подносе и пару круассанов.

– Спасибо, милый. А скажи мне, Миша, ты со всеми новыми актрисами спишь?

Он заразительно засмеялся.

– Нет, не со всеми, только с красивыми. Не важно, с кем человек спал раньше, важно, с кем он спит сейчас.

Я выпила вкуснейший кофе.

– А ты влюбилась в меня хоть немного? – спросил он, как мне показалось, с некоторым смущением.

– «Любить, но кого же? На время – не стоит труда, а вечно любить невозможно. В себя ли заглянешь, там прошлого нет и следа: и радость, и муки, и все там ничтожно», – вздохнула я.

– «Вечная любовь, верны мы были ей, но время – зло для памяти моей. Все слова любви в измученных сердцах слились в одно признанье без конца». Лариса, ты великолепна, ты бесподобна, ты цитируешь Лермонтова, у тебя глаза Кармен и Жанны д΄Арк одновременно. Я хочу тебя сейчас снова, я всегда мечтал о такой женщине. «Две картинки как две жизни, красота и боль, и совсем другим себя я чувствую с тобой». Я понял, ты любишь цитаты, буду твоим поэтом.

– Мальчик, ты молодец, знаешь много стишков. Ты их всем своим девушкам рассказываешь?

– «Молодая, с чувственным оскалом, я с тобой не нежен и не груб. Расскажи мне, скольких ты ласкала, сколько рук ты помнишь? Сколько губ?» Все, Лариса, я не могу больше. «И ты одна любовь и нет любви иной. И так хотелось жить, чтоб, звуки не роняя, тебя любить, обнять и плакать над тобой», – и он обнял меня и привлек к себе.

Наконец, минут через сорок, мы уже ехали в кабриолете Михаила по улицам Канн. Меня охватила эйфория. Этот парень чем-то даже похож на Славу, он тоже артист. Он не такой трепетный, не так поэтично разговаривает, он как-то пошлее и проще, но это у Михаила сочетается с искренностью и внутренней силой. Слава, до мозга костей интеллигентный человек, ни в чем не был уверен на сто процентов. Иногда он не знал, что делать, терялся перед болезненными вопросами, которые ставила неотвратимая жизнь. Михаил точно знает, чего он хочет и как, с его точки зрения, правильно поступить.

Небольшие очаровательные гостиницы и величественные паласы, античные развалины, мой друг и странная новая жизнь – все это околдовало меня и лишило сил думать, вспоминать и расстраиваться.

– Посмотри, моя принцесса, ты едешь по проспекту вдоль моря, в лицо дует свежий ветер. Мимо проезжают девушки в бикини на роликах и проходят хорошо одетые господа, управляющие мировыми финансовыми потоками. У тебя нет ощущения, что ты попала в голливудский фильм?

– Да, и, похоже, я играю главную роль в какой-то тупой и пошлой комедии. Такое чувство меня уже посещало, когда у меня появились деньги.

– Ты не права, это красивый, добрый фильм с хорошим финалом.

Наконец, мы подъехали к «Глотку прекрасного». Нас встретила улыбающаяся Даниэль в открытом вечернем платье. Еще какие-то креативно одетые люди ходили по фойе. Мы прошли в боковую комнату, где мы сидели в прошлый раз.

– Я вижу, вы с Михаилом нашли общий язык, – улыбнулась Даниэль.

– Можно попробовать поучаствовать в одной пьесе, – вздохнула я, – если опыт окажется неудачным, я уеду обратно в Париж.

– Прекрасно, Лариса, – ответила Даниэль, она сидела в кресле-качалке и курила тонкую сигарету, – вас никто здесь насильно не удерживает. Мы хотим, чтобы сотрудничество было интересно и вам, и нам. Если артист играет без души, без желания, зрители сразу это чувствуют.

– Да, колхоз – дело добровольное, – вставил Михаил.

– Я заметила, что люди из России очень талантливы, играют с душой, – заметила Даниэль. – Лариса, почитайте сценарий, – она достала из кожаной сумочки от Прада несколько печатных листов.

Я углубилась в чтение этого шедевра мировой драматургии. Пьеса называлась «Вероника и король». Достаточно банальная история. Вероника, простая, добрая и очень красивая женщина, занимается уборкой помещений во дворце. Один раз она убирает спальню короля, и среди дня последний входит туда за одним очень важным документом. Он видит уборщицу, натирающую пол мастикой.

– Как ты относишься к королю? – спрашивает он.

– Я очень чту короля, – отвечает Вероника, низко поклонившись.

– А могла бы ты стать возлюбленной короля?

– Что вы, ваше величество, я не смею даже и думать об этом.

– Ты мне очень понравилась, бедная прекрасная незнакомка, я хочу быть с тобой.

– Ваше величество, простите меня, я работаю, чтобы прокормить больную мать. Но, как сказал лекарь, ей уже недолго осталось, на все воля Господня. И тогда я хочу уйти в монастырь. Ни один мужчина никогда не прикоснется ко мне.