Константин Хадживатов-Эфрос - Высота взаимопонимания, или Любят круглые сутки

– Ну, давай, давай, выкладывай, – отец резко перепрыгнул на шепот в ухо, – что там она просила? Сколько это стоит?

Снова загрохотал поезд, и Павлик решил переждать. Объяснять еще и отцу свое несчастье, рассказывать ему все с начала было как-то глупо, но отвертеться от этого не получалось. Мать уже подняла бучу, прозвонилась папаше, и тот трепыхался теперь, как флажок на углу футбольного поля, выказывая дикое желание помочь, спасти и оградить от неприятностей своего сынишку, для которого раньше почти ничего не делал.

В вестибюле метро стало тихо. Тогда Павлик нехотя сказал:

– Ну, чего, ты же все знаешь. А там, ну это… в общем, я не знаю. Мать говорит, надо делать… А я… Ну, мне с ней, конечно, неохота. Так случайно все поползло… Я-то что? Но мать настаивает…

– Как ее зовут? – спросил отец перебивая.

– Да, – почти небрежно выскользнуло из Павлика, – Лора зовут. Да так, дура! Про нее всякое разное говорят. Говорю же, погуляли, а тут она прицепилась! Кто его знает?!

– Так ты и не знаешь точно? – серьезность отца просвечивала рентгеном.

– Она говорит, – Павлик был безразличен.

– Ну, вы даете братцы-акробатцы! – отец встал и засмотрелся на высоченную, волейбольного роста девицу в неуместной короткой юбке – из-за этого ноги ее казались стволами молоденькой осинки, у них совершенно не изменялась форма ни в бедрах, ни в икрах. – Куда мы катимся?!

Павлик тоже смотрел на девицу, а потом опустил голову, упрямо мотнул ею и почесал лоб пальцем.

– Да нет, – пробормотал он, – вроде, правда… С чего бы по-другому то.

– Мы в наше время, знаешь ли, точно знали! – сердито буркнул отец. – Ты вообще соображать уже что-то должен. Не девочка все же…

Отец сел и немного покачался взад-вперед, словно футбольный тренер на скамейке запасных.

– Я матери, значит, сказал: есть у меня там врач, она созвонится, – громкий голос отца направлялся прямо в ухо Павлику, – вот, а сам с детскими игрушками заканчивай, пора остепениться. Может, женишься все-таки на ней?

– Папа! – укоризненно воскликнул Павлик. – Только играть начал! Какая семья?!

– Наоборот, – отец заговорил с убеждающей скоростью, – наоборот! Семья удержит, все устаканится. Будет руль у тебя, будет сила направляющая. Вот как у меня. Да все мы… Все равно не как нормальные люди живем. А тут пристань. В хорошую команду попадешь – сборы, поездки, сам знаешь. Возвращаешься – сын, дочь, жена. А так, боюсь, занесет тебя. Вы, молодые, ни хрена не соображаете. Пошли гурьбой и устроили… Так и карьера у мальчишек таких заканчивается. Ты это, на будущее подумай. Сейчас-то ладно…

Он отвернулся, и Павлик вдруг заметил, насколько седина сожрала некогда каштановые волосы отца.

– Она, значит, сама хочет оставить? – подумав, спросил отец.

– Ну, – Павлик нахмурился, – да, и вообще вяжется.

– Значит, еще уговаривать надо! – констатировал факт отец.

– А чего ее уговаривать! Бабок отвалить, и все! – усмехнулся Павлик. – Отвалим бабок, вот и отвалит!

– Да, набезобразничал ты, сынок, – отцовские глаза смотрели на очередную красавицу широкого профиля, которая только что уселась напротив и коряво выставила напоказ левую ногу и бедро. Отец не мог оторваться от нее, а та смотрела по сторонам и глупо облизывала языком нижнюю губу. Было ей лет двадцать, глаза густо накрашены и обведены жирной полосой туши, которая заезжала набок, к виску.

– Кстати, – сказал отец, – паршиво вы играете, смотрел тут на федерации отчеты.

– Да ты и сам, папа, во второй лиге, – Павлик ощерился, большие белые зубы распахнули здоровенную пасть, – вы-то плететесь черт знает где!

– Ну-ну, я только клуб начал развивать, – зашептал отец, отрывая взгляд от девицы и морщась от звука очень шумного поезда, – городок безденежный. Жду, когда ты уже зашибать начнешь. Нам-то гроши платят, только обещают много. Вот думаю, надо бы в город возвращаться, в области вообще глухо.

Отец встал, нерешительно полез в карман, повернулся лицом к сыну и достал кошелек – очень старый, из тех, что закрываются такой железной застежкой, крест-накрест.

– На вот тут тебе, – он достал смятые купюры. – Сколько надо, я не понял, но все, что есть, бери.

Павлик сунул деньги во внутренний карман куртки и тоже встал. Разница в росте между отцом и сыном была огромная.

– Ты сейчас кого играешь? – добродушно спросил отец с чувством выполнено родительского долга.

– Последнего, – хмыкнул Павлик.

– Понятно, – отец провел рукой по квадратному плечу сына, – дерьмо подчищаешь!

Павлик отвернул искривленное лицо и буркнул:

– Надоело мне болтаться, как не знаю что! Хочется в серьезную команду.

– Ну-ну, – начал успокаивать его отец, – талантику хватит – все нормально будет. Пообтереться еще надо на городском… Семнадцать лет, парнишка – это только начало.

– Не говори чепухи, папа, – озлобился Павлик, – телевизор-то смотрим…

– Придет время, – отец был излишне оптимистичен. – Ну, мне ползти пора. Я с тобой поговорил, как обещал. Что я тебя, в самом деле, учить, что ли буду?! Матери скажи, что я тебя пропесочил. Понял? Денег я дал, ну, в общем, и все! Играй и будь здоров!

Он протянул руку Павлику. Павлик пожал, рука у отца была шершавая, вся в мозолях, как необтесанная деревяшка.

– Красивая девка-то хоть? – по-братски спросил отец.

– Да Бог его знает, кто там красивые, – расфилософствовался Павлик. – Смотришь, вроде ничего! А рот раскроет – думаешь, где вообще тут женщина… Она старше меня, папа, старше на год. Ладно, проскочим как-нибудь. Понимаешь, сидит на трибуне, познакомился, а потом это… сказали, ну, что она тут всякому… Откуда я знал, что залетит!

– А чего матери сказал? Маленький, что ли? – произнес отец очень громко, не успев сменить голос после промчавшегося поезда. – Ох, мне эти маменькины сынки! Ничего вы сами не можете, все за вас делать надо. Скоро в койку с вашей бабой лезть придется.

Он засмеялся, а Павлик посмотрел на ту сидящую напротив них девицу; она уже убрала ногу и приготовилась уходить. Комкала в руках полиэтиленовый пакет, поглаживала короткую юбку – все ее нетерпение в этом только и выражалось. Отец заметил, что Павлик смотрит на кого-то за его спиной и обернулся.

– Нравится? – спросил он.

Павлик отвел глаза от девицы и чуть покраснел.

– Ничего баба, правда? – продолжил конфузить сына отец. – Вульгарна, правда, несколько, но глазки какие яркие, да и то, что ниже, очень даже… Хотел бы такую?

Павлик стеснительно мялся – с отцом он такие вопросы никогда не обсуждал, только с приятелями. А отец сейчас говорил, как и они, правда, выражения подбирал другие.

– Ну, что замолчал? Вот баба сидит, взял бы, да и подошел, а? Боишься? – отец повернулся лицом к Павлику и, иронично взглянув на сына, продолжил. – Мама твоя, сынок, тоже ничего была, но характер – танк. Я ведь из-за нее играть бросил, а мог бы и двинуть дальше коллективов физкультуры. Ныла все, ныла! А воля-то у меня слабая была. А! Черт с ней! Ищи бабу с раскрытым ртом – чтоб слушала тебя, а сама молчала. Понял? Нахлебался я с умными и сильными. Такое, блин, устраивают! Слышишь меня?