Борис Сидненко - Человек из чужого времени

– Я заказал, то, что вы хотели.

– Спасибо.

– Я еще под впечатлением.

– Конечно, он на себя много взял. «Мы с Растрелли…» А господин Бартоломео Растрелли, между прочим, видел Петра Первого совершенно иначе. По его модели был сделан нормальный памятник и в 1800 году поставлен перед Михайловским замком, где Павел Первый сделал более скромную надпись: «Прадеду правнук».

– Здесь я спорить не буду. Медный всадник Фальконе тоже проверен историей. А Пушкин вдохнул в него вторую жизнь, чем придал еще больше величия монументу. Правда, при этом он не написал на гранитной глыбе: «Пушкин и Фальконе Петру Первому». Но кто знает, что скажет завтра «просвещенная столица». В свое время так же воспринимался и импрессионизм. Одни заявляли: «Ужас!» Другие спорили с ними: «Бесподобно!»

– Мне кажется, в чем-то тот чудак у памятника был прав. Нельзя переносить свое отношение к советской власти на всю историю России. Будем считать, что это – некий дружеский шарж, выраженный в скульптуре.

– Я думаю, это такая новая тенденция. Символично и ко времени. И власть, и искусство, и новая история, и внешний облик – всё в одном.

– Бритоголовый пахан?

– Мне далеко до такого смелого суждения.

– Не беспокойтесь, это мое суждение.

– Сегодня смелые суждения очень дорого стоят. Да они, впрочем, всегда стоили дорого.

– Не всегда свое мнение и ощущение следует облекать в суждение.

– Недавно я прочитал сборник стихов Владимира Высоцкого. При жизни он не мог его издать. А сейчас – и страсти поутихли, и печатай, что хочешь.

– Вам нравится Высоцкий?

– Я его вообще не знал. Но, говорят, многим он нравится. Вот я и решил разобраться почему.

– Итак, Высоцкий.

– Да. Так вот, там были два стихотворения. Одно из них посвящено Шемякину-художнику и подчеркивает его мастерство и светское признание. А другое – простое, чисто личное, с обыкновенной человеческой симпатией к приятелю Михаилу Шемякину. Я не помню всего, но кое-что запомнил. Вот послушайте.

Здесь все – и пьянка, и талант, и муки творчества, и гонение, и гениальность, и обычная житейская простота.

А вот и другое. По-простому.

Вот так мы во всем: для истории с пафосом, а между собой – от души и о главном.

– Сказал «поживем» и вскоре умер.

– Он живет в памяти и в сердце того, кому дорог.

– Ох, Михаил, какой же вы все-таки идеалист.

Когда они вышли из ресторана, дошли до стоянки, где была припаркована машина Елизаветы Аркадьевны, Михаил попрощался со своей статусной дамой. И вдруг она неожиданно сказала, попросту и без высокомерия:

– Здесь я должна была вас поцеловать. Но я этого не сделаю. Берегите себя, Михаил. Вы очень хороший человек. Прощайте.

– Так у вас было задание? – улыбнувшись, спросил ее спутник.

– Начала с него. А закончила лично. Извините. Спасибо за хорошую прогулку. Я завидую вашей Лизе.

– До свидания… Я вас видел с ним…

– Это случайность, совпадение. Мы редко бываем вместе… Он мой муж. Это и обязанность, и ответственность, и большая… – грустно заметила девушка и жестом выразила свое сожаление.

– И мой куратор.

– Уже нет… И это очень плохо. Берегите себя, Михаил. Еще раз спасибо и до свидания.

Он повернул к Троицкому мосту, прошел пятьдесят метров и столкнулся с Мариной. Она ничуть этому не удивилась.

– Ну вот и ты, а я уж подумала, что меня разыграли. Десять минут стою, жду. Думаю, может быть, не на том месте. И вдруг вижу тебя с девушкой. Красивая.

– Это был культпоход.

– По тому, как холодно вы попрощались, сразу видно, что это не любовная прогулка.

– Марина, о чем ты говоришь?

– Все, все, все. Я пошутила. Иначе зачем бы ты меня приглашал на свидание?

– Я приглашал?

– Да. Вернее, некий твой друг, которого ты попросил об этом.

– И что, он сказал, что я жду тебя здесь?

– Да. А что, разве не так?

– Я, конечно, очень рад тебя видеть, Марина, тем более что мне нужно было с тобой поговорить кое о чем, но я никого не просил звонить тебе и сюда не приглашал. Извини. Я думаю, кому-то надо было, чтобы ты увидела меня с этой женщиной. Может быть, и с тобой опасно встречаться?

– Что за бред?

– Я уже не знаю, чему верить, а чему нет. Мне все время приходится ждать неприятностей. Если я их ожидаю, они не происходят, но стоит чуть-чуть расслабиться – и они тут как тут.

– Со мной можешь не напрягаться. Даже если бы мне никто не позвонил, я бы все равно с тобой встретилась. Сегодня разговаривала с Лизой. Она сказала, что добралась до места благополучно, что кое-что передала тебе, и еще просила тебе помочь. Я догадываюсь, что она могла тебе передать из Германии.

– Да. Это марки. Возможно, на следующей неделе мне надо будет отдать долг – где-то около двух тысяч рублей.

– Я скажу тебе, сколько это будет в валюте. Думаю, во вторник мы все и поменяем.

– Очень хорошо. Знаешь, о чем я хотел тебя спросить?

– Даже не догадываюсь.

– ам, на Халтурина, живет один молодой человек по имени Виталик. Вот уже две недели я его не вижу, куда-то он запропастился. Что ты можешь мне о нем сказать?

– Почти ничего. Скользкий он тип. Веселый, неглупый, образованный. Закончил филфак ЛГУ. Сам он из Свердловска. Здесь квартиру снимал. Машину свою «опель рекорд» ставил так, что мне уже было и не въехать во двор. Мы с ним крепко поругались на этой почве. Лиза его хорошо знала. Но дел с ним никаких не имела. И вообще обходи его стороной. Это мерзкий тип. Тебя это интересует?

– Нет, это меня не интересует.

– Я вижу, ты сегодня не в настроении.

– И да, и нет.

– Ладно, тогда встретимся во вторник.

– Спасибо, Марина. Ой, постой секундочку и не шевелись. Слушай, это фантастически красиво. Жаль, что ты себя не видишь со стороны.

Это произошло неожиданно – выглянуло солнце и так озарило ее золотистые волосы, что они неестественно стали переливаться в его лучах всеми цветами радуги. Такое великолепие Михаил видел впервые. И это действительно было очень красиво. Он всегда видел существо явления, то есть главное, а не конкретный предмет, с которым это явление было связано. Такой же была и Лиза.

– Михаил, зачем тебе это? – с грустной улыбкой сказала Марина и, сделав элегантный жест пальцами правой руки, направилась к метро «Горьковская».

– Извини, если я тебя обидел, не уходи.

Она остановилась, обернулась и непривычно нормальным тоном произнесла:

– Я понимаю, тебе одиноко. Моя компания тебя не устраивает, а с другими женщинами ты ведешь себя так правильно и официально, словно находишься на партсобрании. В жизни такого не бывает. Жизнь требует эмоций и естественных отношений. Ты думаешь, я не люблю Андрея? Еще как люблю. Не меньше, чем ты свою Лизу. Но он уехал. Так же, как и она. «Так надо», – сказал он перед отъездом. А кому надо? Мне? Мне этого не надо. Куда, на сколько? Ведь кто-то знает, только не я. Вот и вся любовь.