Борис Сидненко - Человек из чужого времени

– А как же вы?

– Когда закончатся такие, как мы с вами, Михаил, тогда на Земле начнется хаос. Поэтому мы должны делать вид, что все у нас нормально. Они знают, что мы есть, но не знают, как нас всех выловить. А вот в вас, Михаил, я уверен. И знаете почему?

– Почему?

– Потому что мы – остаток честных и порядочных людей. Ну и к тому же каждый из нас жертвует самым дорогим: вы своим родственником, а я – своей дочерью. Ну все, вот мы и приехали. Дальше пойдете пешком. Больше сюда не приезжайте. Берегите себя и не подведите мою дочь. Если я понадоблюсь, передадите через Лену. Сидите на квартире тихо и не высовывайтесь. Сделайте все, чтобы вас не выследили, когда поедете на квартиру.

– Я все сделаю так, как вы сказали. Спасибо вам огромное.

– Удачи, Михаил, прощайте.

Михаил еще раньше обратил внимание на то, что на вокзалах и в метро были установлены видеокамеры, поэтому он старался ходить ссутулившись, с низко опущенной головой, максимально избегая метро и вокзалов.

По возвращении в город он решил сначала навестить свою квартиру на Мойке, а затем уже тайно добраться до Лениной квартиры…

Михаил зашел в общественный платный туалет. Ему выдали туалетную бумагу и он прошел дальше. В туалете было чисто и даже пахло каким-то дезодорантом. В кабинке для удовлетворения естественных надобностей ему предстояло сделать одно очень важное дело. Все личные документы, ключи, деньги и бумаги он теперь носил в специальной сумке, сшитой из вафельного полотенца, обернутой вокруг тела и застегнутой на груди на металлические бельевые крючки. Михаил должен был найти визитную карточку чудаковатого юриста и достать ключи от квартиры на Мойке. Спокойно перебирая бумажку за бумажкой, он наткнулся на Лизину записку. На ту самую записку, где она написала и даже нарисовала схему, как добраться до их дачного дома в Отрадном. Ну вот и другое решение. Его тоже следует обдумать.

В туалете стало людно. Михаил затаился. Вошли сразу несколько человек. Ему стало немного тревожно. Это была молодежь. Им было весело. Они делали свои мелкие естественные дела и зубоскалили. Шутки были еще те.

– Во времечко наступило: пиво влил в себя за тридцать пять копеек, а вылил за полтинник.

– А ты носи «жириновку», с ней вход в тулик со скидкой. То на то и выйдет.

– За сколько и войдет?

Раздался дружный хохот.

– Ты Жирика не тронь. Он свой мужик, конкретный. За словом в карман не полезет. Так вдует, что потом лопатой не отскребешь.

– А мочится он тоже за полтинник, как и простой работяга?

– А ты как думал! У него все как у людей.

– Все они там, наверху – Жирики.

– Ну не скажи.

– Да ладно вам, у них своя жизнь, а у нас своя. Сейчас отольем и покажем, кто здесь хозяин. Ну что, дадим залп за Жирика?

Они смеются. Им все нипочем. Сегодня у них свои кумиры, над ними можно потешаться и в то же время их боготворить.

Михаил дождался, когда молодые люди уйдут, и тоже вышел из туалета. На другой стороне улицы стоял телефон-автомат. Какая-то девушка только что закончила разговор и направилась по своим делам. Значит, автомат исправен. Это стало большой редкостью. Практически у половины городских автоматов были срезаны или просто вырваны телефонные трубки. Так молодежь выражала свое отношение к современному миру. Михаил набрал нужный номер.

– Алло, – раздалось в телефонной трубке.

– Добрый вечер, это Михаил, юрист. Мне нужен Николай Григорьевич.

– Я вас слушаю.

– Мне передали вашу записку.

– Михаил? Ах да, вспомнил. Очень рад вас слышать. Как ваши дела?

– Все дела закончились. Сейчас я отдыхаю.

– Вот сейчас-то как раз и не время отдыхать. Самое горячее времечко наступило. Хотя «время» звучит солидно, а «времечко» как-то по уголовному. Вы откуда звоните?

– Из автомата на Римского-Корсакова, напротив Никольского собора.

– Так это же рядом со мной. Я даже знаю, где этот автомат. Вы один?

– Да.

– Сейчас выйду. Ждите меня.

Через пару минут к Михаилу подошел человек, в котором он с трудом узнал своего старого знакомого. Вид у него был какой-то странный. Лохматый, небритый, в пижаме, как будто его только что вытащили из постели. Он периодически оглядывался по сторонам.

– Вас сразу и не узнать. Хорошо выглядите, Михаил. У вас очень презентабельный вид. Интеллигентный, умный, опрятный, серьезный. Такому можно верить. Немного аргументов, ораторского мастерства, конъюнктуры, популизма – и народ за вами пойдет. Сейчас такая потребность, кому-то надо верить и за кем-то идти.

– Это еще почему?

– Привыкли. Так были воспитаны – верить лидеру и следовать за ним, куда позовет. Даже тот, кто не верил коммунистам, хотел верить кому-то другому. А у меня иная роль – изгоя, человека, натерпевшегося от старого режима. Мне тоже верят. Не обращайте внимания. Это все околополитический бред. Приглашаю вас к себе домой. Там мы за рюмочкой чая обо всем и поговорим.

Он быстро зашагал впереди Михаила, периодически оглядываясь, словно проверяя, не потерялся ли тот по дороге. Они прошли к следующему дому, вошли в парадную и поднялись на второй этаж. Николай Григорьевич подошел к окну на лестничной площадке и внимательно осмотрел улицу. Он явно чего-то боялся.

– А вот и мои хоромы, заходите, Михаил, чувствуйте себя как дома.

Это была очень интересная квартира. В ней было всего две комнаты, одна из них – спальная, а другая – гостиная. В гостиной была сделана удивительная лесенка на антресоль, как на второй этаж. Антресоль была не более метра в ширину, опиралась на стойки из деревянного бруса, закрепленного между полом и потолком, и шла вдоль двух стен гостиной. По ней можно было идти во весь рост, благо четырехметровые потолки позволяли. Во всю ее длину стояли стеллажи с книгами. В углу антресоли было сделано расширение, где уютно разместился небольшой высокий столик в стиле ампир и два кресла, похожих на то, на котором восседал шемякинский Петр. Под антресолью стоял кожаный диван, два таких же кожаных кресла и большой журнальный стол. Здесь они и расположились. Пока Михаил отдыхал в одном из кресел, хозяин приготовил ароматный чай, разлил его в чашки из саксонского фарфора и поставил на стол перед гостем. К чаю он добавил сухое печенье на блюдце из того же сервиза и сахар в хрустальной сахарнице.

– Как говорится, чем богаты, тем и рады. Вы пейте, а я вам расскажу о том, почему искал вас. Как бы это лучше начать. Словом, помогая своему депутату, я стал встречаться с очень многими людьми. И вот однажды на прием приходит один мой давний приятель. Мы с ним знакомы по юрфаку университета. Он же и помог мне выбраться из психушки. Ну так вот, этот мой приятель мне и говорит, мол, наша партия – это белая ворона и долго не проживет, ибо не вписывается в круг планово созданных партий. И депутату моему тоже долго не протянуть. Но это так, к слову, а пришел он совершенно по иному делу и выкладывает на стол большой лист ватмана с нарисованной на нем схемой и папку с документами. Схема сделана красиво и нарисована не от руки, а отпечатана в типографии, там же даны все пояснения – сколько и каких партий создано, какие их лидеры, какие цели и задачи. Ничего особенного, мы это и так знали, если бы не одна деталь. Схема была свежая, а документы – от конца восьмидесятых. Из пояснительной записки, прилагаемой к этим документам, следовало одно серьезное заключение. Суть его в том, что в результате социологических исследований и по заключению социологов и психологов весь народ СССР можно разбить на двадцать четыре типа. Стало быть, следовало создать двадцать четыре партии, которые и были изображены на схеме. Там даже и лидеры были указаны. Со временем следовало прийти всего к пяти-шести лидирующим типам и наконец в перспективе создать партию правительственного большинства, которая должна будет стабилизировать ситуацию и эффективно заменить прогнившую коммунистическую партию. Но и эти несколько партий тоже следовало сохранить, чтобы списывать на них все свои неудачи. Вы понимаете, что сейчас происходит? Под каждый социальный тип на первом этапе, в котором мы с вами являемся невольными участниками, необходимо было создать свою партию, предоставив ей возможность в русле всеобщего плюрализма выражать все свои мысли и настроения. В обязанности партийных лидеров входило одно: не дать деятельности партий перерасти в акции массового неповиновения. По принципу: «эмоции поощряй, но в дело не пускай». Он сказал, что это – всего лишь маленькая часть тех документов, которые он передал вашему отцу. Вы спросите, откуда он о вас знает? Пожалуйста, – с этими словами Николай Григорьевич достал и показал фотографию, на которой Михаил с ним были засняты в кафе у Калинкина моста. – Кто и когда сделал это фото, я не спросил, а он не сказал.