Инна Хаимова - Скитания души и ее осколки

Месяца через два она получила письмо от Люси с описаниями красот Крыма и открытку с видом мыса в Форосе. Тут же накатала огромное письмо подруге о московских новостях, о маме. Что, как из рога изобилия в ее дневник опять сыплются тройки и двойки, что совсем нет времени на учебу. Послание отличалось неким чувством юмора и тоской от разлуки с Люсей. Письмо получилось длиннющее. Неля не знала, что в это время Георгий Николаевич уже мастерил себе петлю в туалете.

Когда Неля увидела Люсю на похоронах, то ее не узнала. Полная упитанная Лихарева, стала тоньше чуть ли не вдвое, более стройной. Но ей это не шло, что-то изможденное, усталое сквозило в ее фигуре и осанке. Неля стояла возле нее, крепко держа за руку, не отходя ни на шаг. Девочке все время казалось, что вот-вот Люся должна от горя упасть. Но Лихарева не падала, только сухо горели глаза, и она приговаривала одну и ту, же фразу.

– Папка не виновен! Зачем он это сделал? Неля чувствовала дрожание ее руки. Дрожь передавалась и ей, бежала по жилам до самого сердца, вызывая в нем смятение и тревогу.

Через месяц после похорон Люська с Сашенькой переехали в другую квартиру в этом же доме. Хорошо, что еще в тридцать седьмом, генерал, будучи вовсе не генералом, а капитаном, вступил в товарищество артистов, построивших это здание в конце двадцатых начале тридцатых годов. Незадолго до войны пайщикам вернули часть денег, а здание превратили в обычный жэковский дом. Уже к концу, а может – быть и сразу после войны, когда Георгий Николаевич резко повысился в чинах, генерал переехал из маленькой, в четырех комнатную квартиру. Теперь его семья, сделав обмен, опять возвращалась в прежние двухкомнатные пенаты. Их и двухкомнатными нельзя было назвать, потому что вторая комната – это не что иное, как маленькая темная каморка при кухне, которую, еще по старым меркам, артисты строили для прислуги. Но прислугу с годами найти становилось все труднее, поэтому комнату использовали для себя.

После смерти отца Люся в школу ходила редко, никак не могла оправиться. Пришла она в себя только к началу февраля следующего года. От чего так запомнился этот месяц? Да от того, что идущая на поправку мама Нели, скоропостижно скончалась. За месяц до смерти мамы дядя нашел деревенскую девчонку Анюту лет шестнадцати. Она жила у родственников в подвале Нелиного дома. Девушка поставила одно условие – дежурство будет проходить раз в неделю, только по четвергам. За это она должна получать питание. Дежуря вечерами возле мамы, отпускала Нелю в кинотеатр с Лихаревой. Еще до появления Анюты, после долгого перерыва, Неле однажды удалось вытащить Люсю на просмотр нового фильма. Потом эти вечера Люся назвала «кино по четвергам». Может быть, те походы в кино запомнились Неле еще и потому, что ее очень часто не пропускали. На входе всегда обращали внимание на ее детскую внешность. Как – то девочки пошли в очередной четверг на трофейный фильм, на который детей до шестнадцати лет не пропускали. Лихарева, отличавшаяся рослостью, уже имела паспорт, так как была на полгода старше подруги. Неля же, щупленькая, плюгавенькая по сравнению с Люсей выглядела маленьким недомерком, которые обычно вьются возле старших ребят.

Итак, они оказались на входе в кинотеатр, Нелю не пропускают. Говорят, что детям здесь нечего делать, надо спать. Тут Лихарева вытаскивает свой паспорт и говорит, что Нелин забыт дома. И для пущей убедительности вытаскивает еще и фотографию их класса, где они сняты рядом. И их пустили. Люськина склонность всегда ходить с какими-то фотографиями, не раз выручала ее. Вероятно, когда еще в детстве она поняла, что люди непременно должны кого-то или чего-то бояться, так же хорошо усвоила, что фото является документом, которому веры больше, чем словам. Вероятно, от этого любое право в стране должно обязательно подтверждаться хотя бы маленькой «бумажкой». Отказать Люсе в знании психологии никак было нельзя.

Но в приближающийся четверг пойти в кино, им было не суждено. В ночь на четверг Неля услышала какие-то хрипы, идущие с бабушкиной постели, на которой теперь спала мама. Когда дядя жил вместе со всей семьей, то для мамы на ночь разбиралась раскладушка, а Неля спала вместе с бабушкой. Вполне возможно, что это обстоятельство стало решающим поводом для переселения дяди в свою комнату за полгода до смерти бабушки. Не оставлять же девчонку в одной постели с раковой больной!

Так вот хрипы то нарастали, то утихали. Неля окликнула маму, она не отзывалась. Тогда девочка встала, зажгла свет и увидела свою маму, в груди которой что-то клокотало. Она начала трясти маму за плечо, но та смотреть на Нелю, хотя глаза ее были открыты, не хотела. Намочив зачем-то полотенце, Неля положила ей на лоб. Затем позвонила в скорую помощь, она бы и дяде позвонила, но у него дома не было телефона. Когда дозвонилась до скорой помощи, то на вопрос «что с больной?», – почему-то ответила:

– Мне пятнадцать лет.

– Что с больной? – повторили вопрос. Она не нашла ничего лучшего как сказать, что мама умирает, что ей страшно. – Она хрипит.

– Что у нее болит? – в третий раз спросила дежурная. – Сколько лет больной?

Для большей убедительности девочка, чтобы показать свою осведомленность, знание болезни, коротко произнесла.

– Инсульт болит. Сорок семь лет.

– Что? Что? – не поняли на другом конце провода.

– Она после инсульта, поправлялась. А тут опять…

Где же можно найти более придурочную, чем она. Вместо того, чтобы четко отвечать на вопросы, говорила обо всем, кроме происходящего. Полотенце почти сползло с маминого лба, а Неля все не могла остановиться, продолжая говорить, что ей страшно, что мама уже полгода с инсультом. Наконец, дежурная прервала ее.

– Мы, скорее всего, не поможем ей. Зря придется гонять машину. Если будет свободная, пришлю.

Неля разревелась прямо в трубку.

– Я боюсь, я боюсь. Я одна, Никого нет.

Что подействовало на дежурную: то ли рыдания Нели, то ли слова, но через час приехала женщина-врач. Подойдя к маме, она пощупала пульс и тут же позвонила в диспетчерскую, спрашивая новый адрес.

– По-моему мнению, еще один инсульт, – проговорила она, видимо отвечая на вопрос. – Нет. Безнадежно. Думаю, к утру не доживет. Крепись девочка, – только промолвила врач, закончив разговор по телефону. Она погладила Нелю по голове, а та схватила ее руку и боялась отпустить. Врач постояла так минуты две, потом высвободив свои пальцы, грустно взглянув на маму, скрылась в тамбуре. Неля даже не закрыла за ней дверь на огромный крюк, на который обычно они запирали дверь.

Она сидела возле телефона, боясь пошевелиться, вожделенно всматриваясь в него. Все надеялась, что еще раз позвонит эта 03 и скажет, что врачиха ошиблась, что она спешила по другому адресу, поэтому-то и сказала, что мама безнадежна. А сейчас, мол, освободилась, приедет, сделает укол, после которого мама будет нормально дышать.