Людмила Загоруйко - Куклы Барби (сборник)

У мужа своё развлечение. Он любит ходить на рынок, изучает цены, прикупает зелень и свежие фрукты. У него диета с преобладанием в рационе овощей. В холодильнике у них тоже сложно: у каждого своя полка и свой харч. Я не углубляюсь: в любой семье свои заморочки. Провести спокойно несколько минут в гостях удаётся редко. Из комнаты тараканами выползают квартиранты. Где она их держит, непонятно, но умудряется как-то запихать в квартиру несколько человек сразу, минимум двоих, максимум удивляет даже видавшую виды меня. Квартирка у неё небольшая, комнатки крошечные, но Иванова человек изобретательный. Раскладную кровать она отняла у меня давно и унесла в свою норку, вероятно, пожизненно: передел собственности и рейдерская атака. Тамара строго следит за расходом воды, маниакально щёлкает за домочадцами и постояльцами выключателями и отдаёт предпочтение студентам из сёл. Они приезжают навьюченные, как мулы. Студенты везут картошку, сало, домашние молоко, сметану, масло, колбасы. Тогда Тамара кардинально меняет привычки индивидуалиста и собственника, начинает жить коммуной – общий стол и всякое такое. Муж тоже забывает про овощную диету и присоединяется.

Картошка на сковороде вдруг по-кошачьи фыркает, шипит, плюётся по стенам и отвлекает меня от мыслей. Иванова украдкой отставляет в сторонку керамический кувшинчик и блудливо косится в мою сторону. На столешнице – пол-литровая сиротка, пластиковая бутылочка с подсолнечным маслом. «Для такой семьи явно маловато. Что-то тут не то. Опять химичит», – отмечаю я. Она вдруг срывается с места и бежит в коридор за студентами проверять, выключен ли свет. Движимая любопытством, я поднимаюсь с табурета и тайно заглядываю в сосуд. Непонятно. Какая-то жидкость. Может, она алхимик? Наливаю в стакан содержимое, пробую – обыкновенная вода. «Вот почему так шипела картошка», – догадываюсь я, разведчица, и как ни в чём не бывало, усаживаюсь в угол, на своё прежнее место.

Вечером мы выходим на улицу. Тамара прогуливается не просто так, а вынашивает план нашей совместной летней поездки в Крым. Я отбиваюсь, как могу, она наседает, путает, сбивает меня с толку, пускает в ход тяжёлую артиллерию аргументов.

Вообще-то подруга появляется волнообразно, наскоками, то докучлива, как осенняя муха, то – месяцами – ни ногой. Я знаю – снова в идеях и делах. Поначалу мне её не хватает, но потом я забываю о существовании приятельницы вовсе.

– Иванова, привет! – кричу я радостно и машу издали рукой. Она держит «мужчину в халате» под руку, ведёт по центральной городской улице, сопровождает, как принца Уэльского. Тамара нарядна, причёсана, узловатые коленки бесстыдно торчат сучьями, юбка выше допустимых в таком возрасте норм.

– Мы идём со Степанычем пить пиво, – бросает в меня словом, небрежно, как обглоданную собачью кость. – Вечером зайду.

Я в растерянности. Вот это да! Как величественно, какие манеры, какая гордость в каждом движении, какая демонстрация полноты слияния! Она вывела его на прогулку, показывает, как циркового слона. Восхищайтесь, мой муж на людях, без халата, и я здесь вся, с коленками, очками и знойными икрами достойным к нему приложением. Смотрите, мы оба ещё ничего! Она проплывает мимо меня белоснежным, качающимся на волнах кораблём, бросив в толпу, как конфетти, радостными брызгами смеха. Тамара, царица, волшебница, хранительница тайн брака.

Она появляется через несколько месяцев, как обычно ночью, не одна. За ней бочком входит существо, больше похожее на Тамариных низкорослых собачек неизвестной породы и без шерсти, на длинных, почти спичечных ножках, повизгивающих под кухонным столом. Приятельница представляет спутницу: врач, многодетная мать, очень бедная, нуждающаяся в помощи женщина. Я, как всегда, безропотно собираюсь, и мы выходим. Стоит поздняя осень, обглоданные деревья шумят на набережной, и мы диковатой толпой устремляемся в ночь.

– Полушубок мне одна женщина подарила. Я за её мамой ухаживала. Сейчас они в Израиль уехали. Вот, на память, – пустилась в сбивчивый галоп новостей Тамара.

– Хороший полушубочек, правда?

Вопрос застаёт меня врасплох. Я кошусь на неё, не знаю, что ответить. Выглядит приятельница более чем странно. Клочья меха торчат из подарка богатой покровительницы в разные стороны. Куцая шапчонка потеряла форму и чуть прикрывает затылок. Под ней завязан выцветший шерстяной шарф (чтоб не простудить ушки), плотно облегает овал лица. Очки не вписываются. Для них уже нет места. Сапожки смахивают на армейскую топорную кирзу шестидесятых.

– Мне далеко в больницу доезжать. Это же не Ужгород, а Чоп. В Ужгороде работы нет. Четверо детей на руках. В школу их надо собрать, времени совсем не хватает, – не в тему сетует на жизнь, лепечет доктор подозрительной наружности, но с приятным акцентом женщин с востока. То, что на ней, маленькой и тщедушной, надето, не стоит даже подробно описывать – будто она приготовилась к экстренной эвакуации и надела на себя всё подряд, что было в доме: хаотично и без разбору. Из маленькой хрупкой миловидной женщины превратилась в капусту, в темноте не разобрать ни пол, ни возраст. Мы выстраиваемся в неровную шеренгу, идём по аллее, чуть разбредясь вширь. Поравнявшись с нами, стайки молодёжи пугливо разлетаются и долго оглядываются вслед. Я пытаюсь увидеть нашу компанию их глазами, тоже пугаюсь и обещаю отдать страдалице старые окна и двери, кастрюли, тарелки, пальто, обувь и что-то ещё. Добычу приятельницы частично вынесли той же ночью и, вероятно, сразу же поделили между собой поровну.

– Людочка, ты же моя подруга. Поехали вместе на море, – снова призывает меня к действию Тамара.

– С чего ты взяла? Какие мы подруги? У меня, кроме тебя, ещё и другие есть.

– Неправда, только я одна. Никто к тебе никогда не приходит.

– Они же ночью, как нормальные люди, крепко спят. У моих друзей иные биоритмы, – язвлю я.

Ехать с ней? Да ни за что! Позора не оберёшься. Мне хватило только одной истории об её конструктивном отдыхе, вообще-то у Ивановой – их много.

В прошлом году они с компаньонкой удивляли Крым. Тамара загодя нашла знакомых своих знакомых в Симферополе, которые куда-то собирались выехать, но не уехали, а, может, всё-таки получилось, но я не поняла, запуталась, потом кто-то позвонил, соединил концы, связал в узелок, напомнил об услуге прошлых лет, замолвил словечко, в результате чего их приняли на постой. До моря из Симферополя больше часа электричкой. Они сновали туда-сюда целые две недели, чуть устали, но в деньгах выиграли, так как в Симферополе виноград дешевле. Она тут же осеклась и замолчала. Во фразе явно отсутствовала логика.

– Какой виноград? Ты что, виноград продавала? – насторожилась я в предчувствии кульминации.