Людмила Загоруйко - Куклы Барби (сборник)

Следующий день, отведённый на покупки, они провели сложно. Утром Маруся потребовала пива. Они долго рыскали по ещё спящему городу в поисках спиртного, наконец, нашли круглосуточно работающую забегаловку, купили пива и вышли на свежий воздух. Марусе вдруг стало плохо. Лицо её покрылось мелкими крупинками пота. Она села на парапет перед входом в универмаг, ловко откупорила бутылку, подняла её, трубно, как рог изобилия, высоко вверх, одним большим глотком влила в себя всё до последней капли, по-мужски крякнула и вытерла пузырящуюся губу.

Маруся не забивала голову сложностями. В универмаге она нашла обувной отдел, влезла в носатые мужские туфли сорок шестого размера, снова крякнула, пошевелила в них пальцами и тут же купила. Затем направилась в отдел мужской одежды. Среди плечиков, на которых верёвочкой густо висели вожделенные костюмы, отобрала подходящий, примерила и превратилась в толстое пугало: руки потерялись в рукавах пиджака, брюки волочились по полу. Маруся прищурилась, пощупала пальцами ткань, оценила добротность и попросила завернуть. Рубашки и мужское бельё она прикладывала к себе, как выкройку, и покупала, покупала. На подарки для семилетней дочери ушли минуты. Деньги разошлись за полчаса. Маруся собрала пакеты, снесла вниз, вручила их ждущему у входа кавалеру-носильщику и вернулась. Она подсчитала купюры, потом мелочь, подумала и сказала: «Осталось на обратную дорогу и выпивку. Всё. Теперь займёмся тобой».

– Что стоишь, время теряешь? – строго спросила она Нелю.

– Не знаю, что купить.

– Купи мужу костюм. Ты же хотела.

– А размер? Костюм мерить надо. – Нелю одолевали сомнения.

– Ты что, мужа своего не знаешь? – удивилась Маруся.

– Причём здесь это, – обиделась Неля.

– Пошли, – подруга решительно направилась в знакомый уже отдел. Они попросили какого-то мужчину примерять понравившийся костюм, и через минуту продавец благодарил их за покупку.

– Ты довольна? – прищурилась Маруся.

– Конечно.

– Ещё бы. Такую вещь прикупили. Посмотришь, будет сидеть, как влитой.

– Спасибо.

– Да не за что. Ты моему, надеюсь, не скажешь.

– Не скажу.

– Спасибо. – Маруся заспешила к выходу.

Нелин муж, действительно, остался доволен. Сказал нравоучительно: «Видишь, с женщиной ехать намного лучше. Это не Мацай. Одни приключения. Мало что у мужика на уме». Неля, правда, попыталась его просветить, но осеклась, вспомнила Марусин совет: «Не всё мужу надо про тебя знать».

Об это слово Лара споткнулась, когда всё уже случилось. Она смотрела передачу про уставших от напряжения больших городов людей и их внезапный уход в отшельничество, почти скит, схиму. Поначалу у них всё складывалось замечательно: быстрый карьерный рост или успешный бизнес. Деньги валят и все сопутствующие их появлению блага попадают, как яркий рекламный выигрышный буклет, именно в твой почтовый ящик. Лара знала, когда начинает валить – уже не отобьёшься. Это как снег. Идёт день, второй, третий. Казалось бы, пора и перестать, а он всё идёт и идёт, его много и он везде, падает и падает на пресыщенные им города, леса, дороги, улицы. Ему нет начала и нет конца. Мир лишается разнообразия. Остаётся только снег. Преобладание двух цветов и его оттенков. Гармония чёрного и белого. Беременное снегом насупленное небо вверху и его дети покатом внизу. Нет другого, неснежного пейзажа. Нет больше весны и нет лета, они не придут. Вход завалили сугробы. Снег преследует, он во рту, на шапке, за воротником.

Так и с деньгами, у кого они появятся, не мелочь, большие деньги. Снегопад денег. Метели из денег. Денежные заносы. Они придавливают тебя могильными плитами. Ты навечно погребён, ты хочешь вырваться, спастись, тратишь и тратишь, а им хоть бы хны. С их стихией сладить невозможно. Они не тают, превращаются в денежные сугробы, заносы, обледенения. Деньги у тебя в банке, на текущем счету, в слитках, в кошельке, в холодильнике, в бриллиантах, в недвижимости, в гардеробе, в часах, в ушах, на шее, на пальцах. Они везде. От них обалдеваешь, спасаешься на Гаити, в Китае, Индии, Сингапуре, Гонконге, Альпах, Ближнем Востоке. И там тебя преследуют деньги, твоя тень, суть, твоя погибель, твоё наваждение.

Деньги приходят к избранным. Тут свои правила и законы, свои табу и тотемы. За всё, увы, надо платить, за удачу тоже. Поэтому среди тех, кого накрыло с головой денежной лавиной, находятся отступники. Они вдруг резко бросают престижную работу, уходят из успешного бизнеса и сваливают в тьму-таракань выращивать картошку. Дауншифтинг. Даун, вниз в дауны, в примитив. «Да здравствует новая жизнь! – радостно кричат спасённые счастливчики, вдыхая шальной воздух свободы. – Мы вырвались!» Их слышит сосед, унылый сельский житель, в недоумении пожимает плечами, почёсывает маковку и пугливо крестится. Кто поймёт этот город? С жиру бесятся. Мы – туда, они – оттуда. Картошки, что ли, им там не хватает? Сложные человеческие миграции не подвластны незатейливому уму.

Телевизор изощрялся, рассказывал всякие истории. Лара перестала слоняться по дому, поплотней закуталась в банный халат, легла в постель, укрылась одеялом, накинула сверху плед и попробовала зацепиться за смысл. Ящик трещал, экран кривил изображение и распускал по всей ширине волны. Лара упорно всматривалась в наваждение помех.

Истории отечественных и зарубежных чудаков интриговали не только потому, что под счастливый щебет героев программы хорошо дремалось. Было в них что-то очень близкое и симпатичное, как будто речь шла о единомышленниках, людях одной цели, одного опыта, одной веры.

Вообще-то, Лара устала. Она только что воплотила в жизнь коварный план мести за себя, обманутую, попранную, оплёванную, изнурённую непомерной ношей, которая называется «твой крест». Нет, боже упаси, крест никуда не делся. Она его даже не потеряла, как по рассеянности умудрялась терять зонты, кошельки, сумки и даже чемоданы. Только сняла с натруженного плеча ровно на пару минут: почесала переносицу, перекурила, отхлебнула коньяку из походной металлической плоской бутылки. Именно такие, мельхиоровые и даже из чисто серебра, опытные в этом деле мужчины, не все конечно, только эстеты, носят во внутреннем карманном шёлке ароматного пиджака прямо под сердцем. Отдохнула, подняла крест, помахала им для острастки перед носами ближних, чтоб сильно не наседали, держались на расстоянии, блюли дистанцию и всякое такое, и преспокойно водрузила его на место. Человек без креста – не человек, животное. Так будь любезен – неси, а то превратишься чего доброго в сумчатого кенгуру, сумчатую куницу, сумчатого барсука, сумчатого крота, белку или в сумчатого мурашееда. Не понимаю, зачем животным Австралии столько сумок? Обычно их таскают на себе двуногие самки совсем на другом конце земли.