Сергей Трищенко - ЯТ

Из его ответа я понял, что он потихоньку остываает и приходит в себя, и поэтому особенно беспокоиться не стоит. Но на всякий случай я решил немного продолжить:

– Тогда уж диск с уксусом. Или с укусом. Кстати, есть такая рыба, дискус. Окунь. Говорят, вкусная.

– С усом?

– Окунь-то? Окунь без уса. Если с усом, то, скорее, сом.

Холоднокровные рыбы ещё более охладили Тома, и он совершенно успокоился. Да и человек с корзиной-компетенцией удалился.

Мы с Томом посмотрели друг на друга, улыбнулись и двинулись к следующей глазеющей толпе, чтобы увеличить её ещё на три человека – Гид, естественно, двигался за нами, иногда помалкивая. А иногда мы его не слушали. Я не привожу здесь его речи, чтобы он прослыл немногословным человеком. Но если бы я помещал все его слова полностью…

В предстоящей перед нами толпе пробовали восстановить справедливость – длинный тонкий столб, словно из словноновой слоновой кости, сверху донизу покрытый тонкой инкрустацией. Для восстановления применяли самые различные приспособления: разбирательства (судебные – они явственно отдавали синевой) – нечто вроде разводных гаечных и винтиковых ключей, которые, взяв в руки, разводили в стороны; допросы, послепросы и опоросы, указы-приказы, наказы-заказы, законы-передконы …

С разных сторон подтаскивали опоры – законы; среди них попалось несколько неустойчивых указов и трактовок, падающих поминутно и тут же затаптываемых.

Восемь женщин разного возраста, но с замашками Бабы-Яги толкли в ступах хлюпающую жидкость. Им подмогадливали мужчины-лешие на подхвате.

– А эти что делают? – спросил Том. – Толкут воду в ступе?

– Толкуют статьи законов, – ответил Гид.

– В них так много воды? – изумился Том.

Гид молча пожал плечами.

– А трактовка и мутовка – родственницы? – задал Том новый вопрос.

– Двоюродные сёстры, – пояснил Гид.

– А закон и дракон?

– Родные братья.

Потом началась суматоха: снимали свидетельские показания – словно старые тряпки с телеграфных проводов, возводили напраслины, разгребали лжесвидетельства – точь-в-точь на авгиевых свинарниках! Одни разгребали, а другие подгребали.

Справедливость совершенно потерялась в поднявшихся пылью суматохе, суете, сутолоке и сумятице, будто поплыла в дымке, а потом и вовсе упала и разбилась. Мы постояли-постояли, посетовали-посетовали, но помочь этим – да и тем – никак не смогли. А тех, кому смогли бы помочь, не встретилось.

Зато неподалёку мы наткнулись на небольшую афишу-рекламу со стрелкой-указателем: «Выставка раритетов». Белки-указателя не обнаружилось, хотя обыкновенных белок шнуряло по шнурам и шестало по шестам великое множество. Даже два множества: одно серых белок – серок, а другое рыжих – рыжек. Но, может, так оформили рекламный щит?

Мы поспешили в направлении указателя. Там цветастилась толпа. Увидеть мы почти ничего не увидели из-за черепашистого щита спин, но услышали многое. Том полез вперёд, не доверяя слуху – не верь ушам своим! – периодически выныривая из толпы и вновь ныряя туда, а я остался слушать восторженные возгласы:

– Какой идиотизм!

– Какая глупость!

– Какая нелепость!

– Какая чушь!

– Какофония! – я не понял.

– Какая кака! – это что, детское отделение? Рисунки на асфальте?

– Какой ужас! – и далее совсем нелепое:

– Какой вы…

– Какая красота! – Том устремился туда. Но, как оказалось, напрасно.

– На вкус и цвет товарища нет, – разочарованно пробормотал он, выбираясь из толпы.

– Какая досада! – восхищался кто-то за нашей спиной. Толпа сгущалась. Мы оказывались всё ближе к центру событий. Скоро могли начать восхищаться нами. Но под каким соусом? Томатным или соевым? Или майонезом? Июненезом, июленезом, августонезом… или августорезом? Серпом по колосьям… или зёрнам.

– Какой конфуз! – вторил восхищавшемуся другой голос.

– Какое убожество! – восторгался третий.

– Какой кошмар!!! – восторги носились неописуемые. Я подивился: такие дикие восторги – и не в клетке? Но зато наверняка – в эклектике. Ещё я вспомнил клёкот в клетке.

– Какой позор!!!

– Какое-то недоразумение…

– Что за наваждение! – умилялся кто-то. – Вы только взгляните, какое оно!

– Что за интерес?

Том, услышав про интерес, кинулся протискиваться поближе, но его снова вместо интереса ждало разочарование: оно будто специально ходило за ним по пятам, хотя я такого за ним не замечал. Другого хотяя – да, видел, а точно такого – нет.

В конце концов он разочарованно махнул рукой, и мы отправились на другие аттракционы, благо тут хватало на всех – желающих и жевающих.

Некоторое время мы наблюдали, как выдающийся во все стороны толстяк безуспешно пытался повалить большие кегли. Он бросался на них яростно: как лев – слева, как заправский борец – справа, как передовик производства – спереди, как задира – сзади, и, ухватив за узкую «шею», всем весом тянул вниз. Но кегли наклонялись, сбрасывали его и вновь выпрямлялись, словно «ваньки-встаньки».

– Устойчивые традиции, – пропыхтел толстяк, утирая пот со лба и провожая нас вопросительным взглядом: не присоединимся ли? Но сказать ничего не сказал. Промолчали и мы: поняли, что вмешиваться во что-либо на Ярмарке без спроса – значит, иметь дело с различными неприятностями, а если не знаешь, куда их можно употребить, и лично тебе они не нужны, от подобных вещей лучше держаться подальше. Может, он просто жир сгноял? Он был настолько жирный, что его хотелось писать через «ы»: жырный.

– Мне он больше всего напоминает мишень «Бегущий кабан», – сказал Том.

– Какой уж он бегущий! – возразил я. – И с мишенью сходство весьма отдалённое. Зато всё остальное похоже…

Другой аттракцион, напротив, заключал в себе нечто обратное предыдущему: требовалось восстановить статус-кво.

Пытались многие. Одному, после долгих, словно стропы парашюта, попыток, как будто удалось восстановить. Но оно опять упало: не на то поставил. Однако упорство заставляло человека продолжать, и он вновь принялся за дело. Сколько бы он ещё возился – не знаю, но на помощь к нему пришла целая команда. Каждый ухватил кто за что горазд: кто за статус, кто за лежус, кто за кво, кто за скво, кто за количество. По правилам они действовали или не по правилам – мы не разбирались, да и досмотреть до конца не удалось: мы отправились к открытой эстраде, куда нас усиленно тянул Гид:

– Там иногда бывают интереснейшие вещи! Жаль, что вы не видели прошлогодний гала-концерт. Тут такое творилось! Одна артистка только вышла на подиум, не успела рта раскрыть, а зрители встретили её таким шквалом аплодисментов, что разом смели её со сцены! Их пришлось усмирять. Вызывали специальную смирительную команду.