Андрей Юрич - Немного ночи (сборник)

Я встал и пошел на автобусную станцию за билетом.

Когда автобус выворачивал на серпантин бетонки, ведущей из кратера, за моей спиной шептались:

– Гляди-ка, это же наш сосед из-за двери. Он же всего неделю здесь. Раньше времени уезжает. Программист, наверное.

Все это как-то связано с метро… Там все время дует ветер. То ли климат-система так мощно работает, то ли просто сквозняк. Один мой знакомый называет московское метро адом. Так прямо и говорит: «Я спустился в ад». Это значит, что он поехал на метро. А я думаю, что если в аду все время дует ветер, то это делает существование в нем вполне сносным и может быть даже радостным. Потому что для меня ветер – он всегда свежий. Ветер бывает злой, резкий, холодный, обжигающий, задирающий юбки и рвущий одежду, но мертвого, тухлого, постыдного ветра не бывает.

«Ada-Adora» – написала ты мне на билетике метрополитена. И свой телефон. Долго у меня был этот билетик. Наверное, годы. Я не звонил по этому телефону, оставил его только на билетике. Потом выбросил билетик – когда узнал, что ты выбросила свой мобильник в окно машины, чтобы не звонить мне.

Именно в метро я принял это решение – приехать к тебе. Я не знаю, как ты относишься к собственным обещаниям. Твое дело. Поэтому, как бы ты ни поступала, мне не за что на тебя обижаться. Мы сидели не помню на какой станции, на деревянной скамейке, ты плакала, просила приехать, а я решил, что да – приеду к тебе. Я стараюсь всегда выполнять свои решения, потому что иначе получится, что я предаю себя. Пойми, после того, как я дал тебе обещание и принял решение приехать, я уже был в долгу перед самим собой. И только перед собой. Я знал, что за годы, которые пройдут, ты передумаешь, и сама мысль о моем возможном приезде будет пугать тебя или вызовет недоумение. И когда ты написала мне, что не хочешь меня видеть, это стало для меня не обидой, а условием.

Мне повезло с самолетом. Так бы я, конечно, не наскреб денег на билет. Но мне оплатили – для поездки на этот писательский форум. Целую неделю в подмосковном пансионате я думал, что все это напыщенное мероприятие – лишь повод для движения к тебе. Шанс увидеть тебя. В последний раз. Ясно ведь было, что это будет в последний раз. Одна и последняя встреча. От которой ты заведомо отказалась.

Я купил билет за неделю, как только приехал в Москву – в кассе Киевского вокзала. По билетам получалось, что я буду существовать в Киеве с 9-30 до 17–01 в течение одного дня. Если учитывать главное условие поездки, выставленное тобой, то больше мне и не надо было. Выпало на воскресенье.

После форума, уже в Москве, меня позвал в гости тот самый товарищ, который считает метро адом. Потому что поезд был вечером, и мне надо было где-то провести день, что-то есть. А я не хотел есть, и не мог сидеть в помещении. Думал о тебе. Поэтому я ушел от него рано и почти весь день провел в метро. Мне нравится метро. Там очень спокойно. Может показаться идиотизмом – спокойствие в метро. Но именно там мне спокойно. Я там совсем один. Никто не смотрит на меня. И есть ветер. Даже в самом сильном ветре и даже если он пахнет машинным маслом и резиной – есть спокойствие.

Уже лежа на верхней полке плацкарта и с удивлением слушая, как соседи по вагону переходят в своей обыденной болтовне с русского на украинский и обратно, я почувствовал, что давно не ел. И решил, что это неважно. Еще я чувствовал, что не понимаю, как мы увидимся, если ты не хочешь меня видеть, а я тебя – хочу. Просто прийти и постучать в дверь – будет насилием над тобой. Приехать и не увидеться – бессмысленным действием. Я представлял встречу и так и эдак, вертел в голове пространство, растягивал время, высчитывал варианты. И никак не мог представить – как я смогу тебя увидеть, при том, что не увидишь меня ты. Паззл не складывался. Задача решения не имела. И я заснул.

Меня два раза будили пограничники, смотрели мне в лицо и в паспорт. В целом за ночь я проспал часа три, не больше. А утром почему-то чувствовал себя хорошо.

Что меня удивило, когда я вышел из вагона – гул голосов. Такой, сразу узнаваемый хохляцкий гул, многоголосое гоготанье с резкими перепадами интонаций. Это было так непривычно. Там, на восток за Уралом, где водятся драконы, пассажиров встречают на железнодорожных станциях только тишина и отчужденность пространства. Перрон там – это место для одиночества. Там даже голоса перронных торгашек звучат грустно, глухо, только усиливая безмерность провинциальной тишины. А здесь что-то неприятно живое и активное сразу ударило по ушам, вторглось в сознание, потребовало не просто купить, а вступить в разговор, заинтересоваться, хитрить, играть, искать выгоду, ловить секунды как семечки губами.

Я шарахнулся в сторону из толпы и почему-то долго бродил вокруг вокзала в поисках входа в метро, хотя он был прямо у меня под носом. Лезли в глаза навязчиво-смешные надписи вроде «Кава и тютюн», бессмысленная латинская i в сбивчивой путанице кириллицы, знакомых корней, искаженных флексий и перепутанных префиксов. Увидев макдональдсовское алое М, я вспомнил, что не ел больше суток и пошел на него, как на маяк.

Внутри, за ближайшим столиком, молодая парочка разговаривала по-украински. Не смешивали два языка в один, как я привык слышать от знакомых украинцев, а чисто и легко, с серьезными лицами, выговаривали комедийно-смешные фразы. Я осознал, что меня это почему-то жутко напрягает. Хотелось крикнуть им, чтобы они говорили нормально.

Подошел к кассе, и веселая быстроглазая девчонка в фирменной кепке сказала мне, подбоченясь:

– Слухаю!

И от нелепости самого себя, этой ситуации, этого города, этих моих планов на встречу с тобой и этого слова – слухаю – я заржал. С меня физически свалилось напряжение, как большая красно-синяя спортивная сумка, которую я таскал на плече.

На сумке было написано большими белыми буквами: «Taekwondo Kemerovo». Я бросил ее на пустой стул рядом с той самой парочкой, сел сам и сжевал безвкусный, как поролон, Биг-Мак – под украинские интонации молодых влюбленных. Было около десяти утра.

Через полчаса, в метро, я понял, что все идет как надо. До этого я боялся не найти адреса, заблудиться, потеряться в большом чужом городе, или, наоборот, столкнуться с тобой нос к носу, боялся просто не успеть – ведь у меня было так мало времени. А ветер в метро меня успокоил. Он был тот же самый, что и везде. Везде дует один и тот же ветер. Только он пахнет по-разному. В киевском метро попахивало чесноком.

Ехал до последней станции. Проезжая Днепр, обматерил мысленно Николая Васильевича Гоголя за бесстыжее вранье, укорененное в веках. «Редкая птица долетит до середины Днепра…». Твою мать, думал я в адрес классика, они у тебя что – вдоль реки летали? Я-то ожидал увидеть что-то грандиозное, подавляющее, подобное изгибу Лены в долине Туймаады, когда стоишь на одном берегу реки и не видишь другого. А тут была банальная речка, всего раза в полтора-два шире нашей Томи. Тьфу…