Сергей Боев - Край, где живет детство

Достав из кармана «ключ зажигания» на круглой четырёхцветной плетёнке (ведь на самом-то деле у него не велосипед, а мотоцикл!), Серёжка вставил его в «зажигание» – коим являлась дырка в торце правой резиновой ручки руля – и «завёл» своего железного друга. «Куда бы рвануть для начала?» – подумал он, отталкиваясь от земли и вскакивая в седло. В этот момент в кармане что-то звякнуло. «Вот и ответ!» – решил он, радостно надавливая на педали.

Он легко «взял» горку, вылетел на верхнюю асфальтовую площадку и, набрав скорость, направил велосипед в самую большую лужу. Вода взметнулась по обе стороны чуть ли не до рамы, окатила ему ноги и опала двумя огромными мокрыми веерами на горячий асфальт. А он уже летел дальше, на шоссе, в «старый» городок. Блеск спиц на солнце, шуршание влажных шин по асфальту, ветерок в ушах, когда несёшься под горку… Он миновал КПП, очередной раз удивившись про себя: «И зачем этот КПП здесь нужен, да ещё солдаты, и шлагбаум тоже? Ведь забор-то тянется всего лишь на пару километров с каждой стороны, а дальше заканчивается! И дырок в заборе тоже хватает… Да и через этот КПП все ходят, как хотят, без всяких пропусков! Чудеса, да и только!»

Наконец, резко надавив на тормоз и положив велик на бок, он лихо остановился у гарнизонного магазинчика, прочертив задним колесом на ещё влажной от вчерашнего дождя земле эффектный полукруг.

Войдя в магазин, он подошёл к заветному прилавку и впился глазами в разложенные там вкусности. Выбор был богатый – сахаристый щербет с орешками, лоснящаяся растительным маслом ароматная халва (серая, как он любил, а не непонятная белая!), козинаки и засахаренные орехи в янтарной патоке, ну и, конечно же, его любимый заварной крем и заварной кисель в брикетах… А у него на всё это изобилие лишь 30 копеек! Много, конечно – но всё равно так мало! Ведь хочется всего и сразу…

Он долго колебался, но, наконец, решился и протянул вспотевшую ладошку с монетками продавщице: «Заварной крем, пожалуйста, и орехи в сахаре на остальные». (Заварной кисель, конечно, тоже был хорош – ягодный, сладкий, с приятной освежающей кислинкой. Но крем он всё-таки любил больше.)

Затаив дыхание и нежно поглаживая заветный брикет заварного крема, он наблюдал, как продавщица зачерпнула алюминиевым ковшиком груду орехов и стала медленно, чуть ли не по одному орешку, ссыпать их в свернутый из куска газеты маленький кулёк. Ещё орешек, ещё один… Получилось всего-то пятьдесят граммов. Маловато. Но зато можно кулёчек положить в карман и притвориться, что его там нет. А потом, лишь изредка как бы «вспоминая» о нём, выуживать из кармана орешек и отправлять в рот это сахаристое хрустящее чудо.

А пока можно насладиться кремом. «Надо бы хоть разок довезти его до дома и попробовать заварить, как написано в рецепте – может, вкуснее получится, чем так жевать, всухую?» – уже который раз подумал Серёжка. И, вздохнув, как и прежде, от нереальности осуществления этой мечты, он аккуратно разорвал бумажную упаковку с одной стороны, оголив нежно-лимонный бочок брикета с поблёскивающими сахарными кристалликами. Сладкий аромат ванили поплыл в летнем воздухе…

Он откусил маленький кусочек – и во рту как будто взорвалась ванильно-сахарная бомбочка. Мир перестал существовать на следующие полчаса, пока он, стараясь растянуть удовольствие, медленно смаковал каждый кусочек, каждую крупицу этого неземного лакомства…

И вот, когда крема осталось всего-то «на два куса», к магазину подлетел на велике Вадька и радостно уставился на него – точнее, на остатки брикета в его руке.

«Не свезло – так не свезло, – подумал Серёжка. – Мама говорит – всегда надо делиться, даже последним куском! Но, может, у Вадьки есть свои деньги?»

– Привет, Вадька! Сегодня в лавке – изобилие, покупай, чё хочешь!

– Это здóрово! Да только с деньгами у меня туго.

– А чё ж ты без денег в магазин-то припёрся? – с упавшим сердцем спросил Серёжка.

– Да я не в магазин. Я на велике поехал кататься, тебя увидел, вот и подумал – может, вместе куда-нибудь махнём? – Вадька продолжал поедать глазами остатки крема.

– Ну, ладно. Да, если хочешь, у меня немного заварного крема тут осталось…

– О, зыко! Давай! Я крем люблю!

«Кто ж его не любит! – мысленно ответил ему Серёжка. – Но, в конце концов, может, у меня когда денег не будет, Вадька меня тоже угостит… И у меня ведь ещё есть кулёчек с орехами, про который я пока забыл… Да и вместе веселее на великах гонять!»

– Ну, тогда жуй, и поехали! Давай сначала на «железку» махнём, раз уж мы здесь, в «старом» городке. А потом можно круговой дорогой, просёлком – до орешника, потом через ручей, по кургану и вниз, к речке, а там через мостик – и мы дома… Идёт?

– Ага, замётано!

Они покатили по асфальтированным дорожкам «старого» городка и вскоре выскочили на окраину, к железной дороге. По ней иногда на базу на зачехлённых платформах привозили всякую военную технику – грузовики, самолётные тягачи и даже запасные части для самолётов. Но бывало это редко, и на этот раз им не повезло. Поэтому они просто побродили по шпалам, покидали камни, вновь оседлали своих железных друзей и погнали их дальше – на просёлок, в поля, зеленеющие взошедшей пшеницей, лениво колышущейся под дуновением тёплого ветра, к орешнику, разросшемуся вдоль оврага, где бьют десятки ключей, сливаясь в один широкий ручей…

Солнце уж перевалило через зенит – и они, не сговариваясь, побросали велики на берегу ручья. Скинув сандалии и закатав штанины повыше, они дружно шагнули в студёную воду, а потом долго носились по ручью вдоль и поперёк, плескались и обливали друг друга, визжа от восторга и удовольствия, когда холодные капли попадали на нагретую полуденным солнцем кожу…

Первые утренние лучи уже пробрались сквозь занавески в зал и, отражённые трёхстворчатым зеркалом трельяжа, заплясали в недрах посудного шкафа, преломляясь в весёлые радужные пятна гранями хрустальных бокалов и салатниц. Предрассветный сумрак, уступая свету нового летнего дня, нехотя отполз в родительскую спальню, окно которой выходило на запад. Здесь он мог ещё на какое-то время затаиться под огромной кроватью, спрятаться в угол между большущим платяным шкафом и стенкой или забраться под папину прикроватную тумбочку, на которой стоял радиоприёмник-проигрыватель – большой и лакированный, как телевизор, с кнопками слоновой кости и двумя круглыми ручками настройки. Стены комнаты были оклеены розовыми обоями. На полу и на стене красовались бордово-красные немецкие ковры с крупным цветочным орнаментом, толстый ворс которых, казалось, приглушал все звуки, создавая вместе с цветовой гаммой спальни атмосферу таинственности и никуда не уходящей отсюда даже днём дрёмы.