Елена Лактионова - Свободных мест нет. Рассказы советских времен (сборник)

На лбу вздулась шишка, и Маша прикладывала к ней металлическую болванку.

Возвращаясь домой, Маша была полна своих забот и совершенно забыла про кошку. Но та мигом напомнила о себе из полумрака подъезда, куда Маша попыталась войти, зловещим шипением и позой, готовой к прыжку. Маша дернулась назад, отбежала, оглядываясь, не гонится ли за ней эта остервеневшая от бытовых неурядиц многодетная мать-одиночка.

– Дура! – сказала ей Маша. – Коту нужны твои паршивые котята?

Она вытащила из сваленного во дворе строительного мусора рейку и, снова подойдя к подъезду, громко заколотила ею по дверям и крыльцу; потом с опаской заглянула внутрь: лестница была пуста. Так же колотя рейкой впереди себя по перилам для острастки, добралась до квартиры. Возле двери Маша увидела подозрительное темное пятно, будто что-то подтирали вытекающее через порог. Сомнений почти не было – опять!

Маша с каким-то тайным злорадством открыла дверь и вошла в прихожую: так и есть! – тряпка, пол и прихожей были липкими, а на кухне стояло соседское помойное ведро, в нем лежали две разбитые Машины банки с вареньем; одно варенье было вишневое, другое – сливовое. Маша нагнулась над ведром: сладкий, душистый аромат хорошо сваренного варенья пахнул ей в лицо.

– Ну конечно! – громко сказала она (еще из прихожей Маша заметила, что соседские двери закрыты на замок). – Ни у кого банок не падает, у него одного падают! Все ходят – ничего, этот как пройдет – так банки как не бывало! – Только месяц назад Николай Петрович, Машин сосед, войдя, по обыкновению хлопнул дверью, и с полки, что между дверей, где хранились всевозможные консервы, соскочила и разбилась Машина же литровая банка маринованных опят. – Дверью ведь хлопает, что весь дом трясется, – не на шутку разошлась Маша. Ей ужасно было жалко варенья: ее любимое сливовое! – и вся злость, что накопилась в ней за этот день, вылилась вдруг в обидные, злые слова. – Где вот он? Смылся, небось? Эх… алкоголик чертов!

Николай Петрович вовсе не был алкоголиком. Он был седовласый отец семейства – взрослой дочери и семилетней внучки. Маша его и выпившим очень редко видела, но всё равно сказала: «алкоголик». Она еще много чего сказала; тем более дома никого не было.

– Пока не всё укокошил, кое-что цело, надо убрать, а то и этого не останется, – продолжала ругаться Маша. Она отшвырнула в сторону занавеску: несколько банок с вареньем, салатами и последняя – с грибами, так заботливо присланных родителями из деревни, мрачно поблескивали в глубине полки. Маша занесла их к себе в комнату, выставив батареей у стенки. Все забрала, до единой банки. Посмотрела на соседские верхние: там тоже стояла всякая всячина. Взгляд упал на одну темную банку с каким-то вареньем. Маша нерешительно повертела ее в руках – кажется, черная смородина, и, с тоской вспомнив свои две разбитые литровые банки, мстительно сощурилась и утащила к себе и эту – в знак малой компенсации.

Наспех, без аппетита, хотя была голодной, перекусив, Маша переоделась – Николая Петрович всё не было: наверное, пошел с внучкой гулять, – и вышла за дверь. Вооружившись оставленной на лестничной площадке рейкой, беспрепятственно спустилась вниз: кошки не было. Маша швырнула рейку в мусорный бак и оправилась в жилищную контору.

Около конторы было много женщин, все возбужденно переговаривались, и Маша вспомнила, что с сегодняшнего дня стали выдавать талоны на сахар. Какая-то женщина в плаще, накинутом на цветастый фланелевый халат и домашних тапочках, захлебываясь, говорила кому-то, что у нее теперь целых десять килограммов сахара!

«Зачем ей десять килограммов сахара? – подумала Маша. – Что она с ними будет делать?»

В коридоре тоже было полно народу, шумно выясняли, кто за кем стоит. Маша еле протиснулась к столу старшего мастера под подозрительные взгляды бдительных хозяек.

– Послушайте, – обратилась она к полной, сильно накрашенной женщине за столом, выдававшей талоны. Та подняла свои тяжелые ресницы и взглянула на Машу. – У нас ходить по лестнице невозможно: там кошка с котятами, бросается на всех.

Женщина за столом сделала губки бантиком и сказала жеманно:

– Ну не буду же я ловить вашу кошку.

Вокруг все захихикали и стали пялиться на Машу.

– Ну вы же можете вызвать этих… – раздраженно сказала Маша, – кошатников. – И потом почти закричала от беспомощности, от отчаяния: – Конечно, у нас начинают принимать меры только тогда, когда что-нибудь уже случится! До этого никому ни до чего нет дела! Никому – ни до чего! Когда что-нибудь произойдет, вот тогда зашевелятся, забегают, начинают выяснять, кто виноват и прилагать героические усилия… – она хотела повернуться и уйти, но женщина за столом удивленно посмотрела на Машу и спросила:

– Где вы живете?

Маша растерялась и забыла свой адрес. Потом вспомнила и сказала.

У входа в метро, как всегда в это время, была «пробка»: вечерний «час пик». Маша втиснулась в душную толпу сначала у единственной открытой двери метро, потом у входа на эскалатор.

Какой-то мужичок с огромным рюкзаком за спиной больно прижался к Маше, и никак было от него не отлипнуть. Металлическая кружка в кармане рюкзака невыносимо впилась Маше в ребра; Маша отчаянно дергалась, но и от кружки было не отделаться. И когда их, как четырех Сиамских близнецов: Машу, этот ненавистный рюкзак с его кружкой и мужиком, вытолкнули на эскалатор, Маша обернулась вокруг своей оси, не теряя связи с кружкой, пересчитавшей ей все ребра, от чего она даже застонала, сцепив зубы, но стон ее потонул в общем шуме, и страданий ее никто не заметил. Рюкзак остановился перед Машей, ступенькой ниже, заслонив весь свет и мужика под рюкзаком.

Сначала Маша вполне прилично, но с чувством сдержанного негодования заглянула за рюкзак и сделала замечание:

– Мешок свой в руках нести надо, когда в метро едете, ясно?

На что обладатель рюкзака полуобернулся, чуть не сшибив со ступенек Машу – это оказался маленький сморщенный мужичок в облезлой шапке, – и заметил резонно:

– На то он и рюкзак, чтоб его за плечами носить.

Немного помолчали. Но Маша никак не могла успокоиться: очень уж ребра болели, даже не вздохнуть, и рука выше локтя – как он ее кружкой… И она вдруг размахнулась и со всей силы стукнула кулаком сверху по рюкзаку:

– У, мешочники проклятые, расплодились! Покоя от них нету. Когда переведутся только все, не знаю!

Она в негодовании стала спускаться по ступенькам вниз, мужичок в облезлой шапке стал чего-то оправдываться, а Маша, спустившись немного, остановилась. Но для нее не нашлось свободной ступеньки, и она встала вплотную за чьей-то спиной. Совсем уж было утихомирилась, но вдруг какой-то грузный мужчина, сбегавший по эскалатору, сильно толкнул ее плечом. Маша дернулась, потеряла равновесие, удержаться было не за что, и она навалилась на впереди стоящую женщину.