Елена Лактионова - Свободных мест нет. Рассказы советских времен (сборник)

– Это только кажется, что небольшая, а раствору пойдет ого-го сколько, – ответила вторая девушка, пропустив мимо ушей последнее замечание Валерия и нагружая ведра из стоящих тут же мешков с алебастром и цементом. Тоня насыпала песок и складывала инструмент.

– Показывайте, куда?

– Давайте мне что-нибудь, понесу, – протянул руку Валерий, но девушки замотали головами: «Мы сами, еще запачкаетесь».

И вот Валерий шагает впереди, разбрызгивая воду на асфальте огромными резиновыми сапогами, по-прежнему радостно щурясь на яркое солнце, а за ним, таща тяжелые ведра, шли девушки. Внутри у Валерия всё ликовало и пело, так отчего-то весело и славно было на душе. Вот идет он, такой здоровый и сильный, у него замечательная жена и крохотный Виталька, и он им такой сюрприз устроит! Придет его Нинуля – через недельку обещали выписать – и ахнет: от дыры в потолке, что всю зиму было бельмом на глазу, и следа не останется – кругом первозданный блеск и порядок.

Здорово! И весна еще такая замечательная! И там, за Валерием, идут его штукатуры. Он чувствовал, что они с каким-то тайным, странным уважением относятся к нему: даже ведер нести не дали. Валерий чувствовал себя хозяином, за которым идут его работники, которых он нанимает и платит за работу.

«Дам и четыре, нет, пять рублей, – щедро думал Валерий. – Ну конечно, на двоих этого мало, но кто ж их просил вдвоем идти?»

Валерий покосился на девушек. «Ладная девка эта Тоня, – заметил он про себя. – Пошла бы одна, быстренько бы всё сделала, да получила бы свои деньги. Может, еще и чайку попили бы… И чего эта вторая примазалась?»

Девушки остановились, грохнув ведрами об асфальт, – поменять руки, передохнуть.

– Давайте мне хоть одно ведро, – опять предложил Валерий.

– Да не надо, мы сами. Они вон какие грязные.

– Ну смотрите. В доме, между прочим, лифта нет.

«Ладно, – решил Валерий, – раз я их нанял, пускай сами тащат».

В прихожей девушки долго вытирали о половик ноги, осторожно ступали ботинками в засохшем растворе по полу, чтобы особенно не топтать. Посмотрели дыру; быстро соорудили пирамиду из стола и табуретки.

Скоро работа закипела. Тоня заделывала дыру, со всей силы шлепая раствором, – брызги летели по всей комнате, попадая даже на забившегося в угол дивана, покрытом старой клеенкой, Валерия. Ее напарница быстро замешивала раствор и подавала наверх. У Валерия даже дух захватило от такой спорой азартной работы. Он восхищенно, с интересом наблюдал за ними. На него за деньги еще никто не работал.

«Надо шесть рублей дать, – подумал он. – Хоть каждой по трешке. А то что это – пять: ни то, ни сё».

Почему-то вдруг вспомнилась фраза – наверное, из какого-нибудь кинофильма: «Благодетель ты на-а-аш…» Валерий громко фыркнул. Девушки на секунду прекратили работу и глянули на Валерия.

– Ничего-ничего, это я так, – сказал он, – про себя.

Валерий и опомниться не успел, как дыра была заделана, ровно, гладко затерта. Оставшимся раствором девушки еще на стене дыру от старого выключателя заштопали, чего, впрочем, совсем и не обязательно было делать.

– Может, еще где чего надо?

– Нет-нет, всё, спасибо. Очень хорошо сделали. Молодцы, девушки! Хорошо работать умеете! – крикнул Валерий, как на собрании. – Ну, сколько с меня? – он торжественно полез в карман за деньгами. Он думал, что девушки сейчас смутятся, будут что-то робко мямлить, смотреть в пол, и тогда он даст им шесть рублей. Они поблагодарят и уйдут.

Но Тоня – она была, конечно, за старшую – сказала, преодолевая всё же некоторую неловкость:

– Рублей пятнадцать.

Валерий подумал, что ослышался, он так и застыл с рукой, лезущей в карман. Но нет, она сказала «пятнадцать», он не ослышался: «рублей пятнадцать».

– Сколько?! Да вы что? Почему так много? – Его блаженная улыбка вдруг превратилась в растерянную, лицо задрожало.

– А сколько вы хотите? – уже смелее спросила Тоня. – Мы, например, у одного мужика щель в стене заделывали, так он нам двадцать дал и еще обедом накормил.

– Ну вот, я знаю, окно покрасить – шесть рублей стоит, – стараясь держаться по-прежнему бодро, выдавил Валерий. Он решил поторговаться, не платить же в самом деле пятнадцать рублей: это же с ума сойти! – А тут и дыра-то совсем маленькая была…

– То малярные работы, а у нас штукатурка, она дороже. Нужно было сначала о цене договариваться. Мы такие тяжелые ведра тащили…

Валерий судорожно шарил по карманам; он вдруг вспомнил, что денег у него совсем мало. Он только восемь рублей нашел.

– У меня и нет таких денег… – Он еще что-то лепетал, несколько раз пересчитывая свои восемь рублей.

Неловкая сцена затягивалась, нужно было с этим как-то кончать.

– Ну давайте хоть десятку, – девушки уже всё свое собрали и стояли у дверей комнаты, ожидая расчета.

Валерий почувствовал, как изменилось вдруг положение, что из бравого хозяина он превратился в просителя. Ему казалось, что они, пока он жалко пересчитывает свои восемь рублей, презрительно меряют его взглядами.

«Может, у соседа взять? – лихорадочно соображал он, стараясь не смотреть в сторону девушек. – Что-то тихо: его нет, наверное. Что же делать? Десять рублей за такое пятнышко! Ничего себе, что за цены?! Фу, как нехорошо получилось. А впрочем, – промелькнула подленькая мысль, – не будут же они его теперь отковыривать… Дело-то сделано».

– Вы знаете, у меня только восемь – больше нет…

– Ладно, сколько дадите, столько и хватит, – отрезала, наконец, Тоня и взяла восемь рублей.

Девушки забрали свои ведра и, уже не аккуратничая, протопали к выходу по крашенному полу, оставляя большие белые следы…

1985 г.

У Кузяева в этом городе были кой-какие дела и не было знакомых. Где он проведет две ночи, выпавшие ему на чужой город, Кузяев представлял смутно.

Весь день проваландавшись по своим делам, ближе к вечеру, когда короткий зимний день, едва успев появиться на свет, умирал, Кузяев направился в единственную в городе гостиницу. Вообще-то Кузяев человеком был сугубо домашним, никуда из дома не выезжал за редким исключением, но наслышан, конечно, был, что «в городах в гостиницу устроиться тяжело» (может потому и не выезжал). А тут такое дело важное подвернулось, очень нужно было, одним словом, – ничего не поделать. Днем, пока бегал, о ночлеге не думалось: «А, как-нибудь». И вдруг разом – темень непроглядная, и идти некуда. И поплелся Кузяев в единственную в городе пытать свое счастье. Не на улице же ночевать.

Перед самой гостиницей – новым пятиэтажным здание со стеклянной дверью несколько всё же оробел, потоптался, оббивая снег с ботинок, прошел, затаив дыхание мимо мощного швейцара, смерившего Кузяева взглядом с головы до ног, от чего тот внутренне скукожился, и направился к окошечку, где, по его понятиям, должен находиться администратор.