Валентина Федорова - На качелях судьбы

После дождя окрестность казалось невиданно яркой. В этот солнечный день Парфирий с Анной ехали мимо своего поля в последний раз. Осенние краски были заметны повсюду. Но общий землисто-зелёный фон виднелся издалека. Трава оживилась после нескольких дождливых дней, по-майски налилась изумрудом. У дороги, на опушке леса, виднелись жёлтые лапы клёнов. На черёмухе вспыхивали от солнца прозрачно-малиновые повисшие листья. Перерытая земля огородов была лиловая, а рядом гряды курчавой капусты отливали перламутром.

Парфирий смотрел на поля и на стоящий справа лес, в безоблачное небо – всё это в отдельности потерялось в неудержимом размахе пространства. Продолжался путь, слева уплывали вдаль берега озера, справа стоял густой лес, уходивший на юг. Село оставалось позади. Деревня Половинное гнездилась посреди живописных перелесков, в сияющей утренней чистоте в такой тиши за версту был слышен каждый звук и даже кукареканье петухов. В эту минуту он подумал, что события Гражданской войны под их деревней, обречённой на безысходность, затеряются в общей памяти. И это всего лишь многотысячная часть, тех, что слагают историю.

Проезжая мимо могил с крестами и со звёздочками, он вспомнил тех, кого собирал с поля брани и хоронил в братских могилах. Но это было вёрст за 200–300 от родного края. В душе ему хотелось остановиться, подойти к могилкам, поправить ветром трепавшийся венок, принесенный кем-то знавшим, кто похоронен. Сейчас этого он сделать не мог и утешал себя мыслью, что когда-нибудь он ещё вернётся, поправит все могилы и сделает всё как положено. Но надо было спешить, ехать быстрей, отбросив мысли, мешающие ему в достижении цели. Он пришпорил лошадей. Лошади понеслись рысцой. Проехав километров тридцать, он почувствовал погоню. Да и лошади уже притомились, не смогут вынести быстрой езды, и их снова вернут как раньше… Они свернули с большой дороги в перелесок. По своим детским вылазкам на лошадях в поисках поля с хорошей травой для сенокоса, Парфирий эти места знал хорошо. За участками чистого леса путь пересекали овраги, заросшие кустарником и буерачным лесом. Выбрав овраг поглубже, они остановились отдохнуть. О всех попросил вести себя тихо и даже не разговаривать.

В лесной тишине, кроме пенья птиц и шелеста листьев, всё раздавалось с удвоенной силой. Распряг лошадей, чтобы не ржали, насыпал овса. Достав еду, они тоже расположились к отдыху. Но ему было неспокойно. Он поднялся на край оврага, отошёл немного, припал к земле и стал слушать. Вслушиваясь, определил: погоня уже близко. Топот копыт раздавался всё яснее и яснее, передаваясь земле. Он осторожно спустился в овраг и приказал всем молчать. Детей уложили в телегу, укрыли. Они заснули. Взрослые сидели в ожидании.

Наконец, погон поравнялась с ними. Гнали лошадей с бранью и выкриками: «Быстрей, быстрей! Не мог же он так далеко уехать!».

Страх одолел их. Они сидели рядом, прижавшись плотно друг к другу, в ожидании, что же будет дальше… Погоня пронеслась мимо, их не заметив. Парфирий определил, что был отряд на пяти лошадях. Цоканье копыт и выкрики затухали. Он сказал: «Пронесло, на долго ли?!» Немного успокоившись, все оживились. Где-то через час снова послышался топот копыт, и земля содрогнулась. Снова затаившись, Парфирий подошёл поближе к лошадям, прикоснулся щекой к ним, на случай если заржут, держал в кармане краюху хлеба.

Отряд нёсся с большей скоростью, размахивая вожжами со свистом нецензурной бранью… «Ну, куда он мог деться?! Как сквозь землю провалился!!..» И снова Бог и звёзды послали им благодать. Неужели на этот раз они действительно оставят их в покое, и им удастся доехать до Петропавловска?

Отсидевшись в овраге, вслушиваясь в шорохи, при каждом испытывая страх, что погоня вернется вновь, они просидели до вечера. Наступили сумерки. Лошади отдохнули, и они тоже. Парфирий запряг лошадей. Они всей семьёй двинулись ночью к Петропавловску.

Ночь стояла чёрная. Небо затянулось тучами и казалось вот-вот пойдёт дождь. Когда выехали на большую дорогу, горячий, но освежающий поток ветра прибавил им бодрости. Парфирий ударил вожжами по лошадям и тихим голосом сказал: «Ну, давайте, родные, вперёд к новой жизни». Толчки от древних выбоин на дороге их уже не сдерживали, а усиливали ощущение полёта.

Дальше уже никто не преследовал. Когда проехали километров двадцать, дождик немного побрызгал, словно освятил их, и перестал идти вовсе. Тучи развеялись, пронеслись стороной. Небо стало тёмно-синим. Звёзды высыпали на небосводе, каждая подмаргивала, ободряя их, мол, молодцы, прорвались. Посмотрев внимательно на небо, Анна отыскала самую яркую звезду Полярную, насчитала в ковше Большой Медведицы семь звёздочек, начала крутить головой отыскивая малую. Она долго её не могла отыскать. Мешал свет Луны и высокий лес. Посмотрев ещё раз на темно-синий небосвод, словно запоминая, как светят звёзды, Луна она прижалась к плечу мужа и сказала: «А ночь-то какая сегодня хорошая». Парфирий одной рукой нежно прижал её голову сильнее к своему плечу, чтобы больше почувствовать её близость (в другой были вожжи), и сказал: «Словно специально для нашей семьи».

И действительно, ночь выдалась чудесной. Пролетавший лёгкий ветерок совсем стих. Воздух был кристально чист, свеж и ароматен. Пахло дыханием леса, зеленью. Ехать по лесной дороге было приятно, тихо, но местами встречались выбоины, ухабы. Тогда всех трясло, разговор не клеился, все стучали зубами, прикусывая языки. Наконец-то выехали из леса на поляну. Луна, как большой блин, зависла на небе, освещая дорогу. Стало веселее. Хозяин пришпорил лошадей, и они понеслись, выбивая копытами мелодию, под которую можно подстроить имя любого из ездоков или напевать незатейливую детскую песенку. Из перелесков, подходивших близко к дороге, то выпархивала, испугавшись, какая-нибудь птица, то заяц перебегал дорогу. Так ехали всю ночь.

Начался рассвет. Звёзды таяли и уходили с небосвода одна за другой. Вдалеке появилась оранжевая заря. Дети чуть ли не в один голос спросили: «Пап, а пап, мы едем туда, где заря касается земли, прямо в зарю?» Отец улыбнулся, а потом засмеялся, сказал: – «Пока мы до неё доедем она превратится в солнышко. Это же лучи солнца показываются на горизонте». В душе он был доволен тем, что дети следят за дорогой и интересуются, что будет впереди.

Солнце было уже высоко, когда перед ними предстала по обе стороны дороги большая поляна. Вдалеке поблескивала вода, и в вышине на огромной плоской горе возвышался город. Он ещё спал. По видневшемуся склону его окаймляли высокие тополя и берёзы. Пока ещё подробнее его рассмотреть не удавалось. Подъехали ближе. Остановились. Стали всматриваться. Дома утопали в зелени. Были видны одни крыши. Казалось, что город состоял из одних крыш с трубами, из которых кое-где шёл дым. Город пробуждался. В домах с высокими крышами высвечивались окна. При въезде в город с левой стороны, на горе, между подножьем и вершиной, скрываясь в зелени леса, стояла водокачка. Утопая в красоте зелёных деревьев, она казалась игрушечным домиком. Издали было огромное желание взять в руки и подержать его, настолько красиво он вписывался в окружающую природу, казавшуюся большой картиной, уходящей в небо. А внизу, у подножья горы, текла река Ишим, воды которой водокачка очищала, питая гор од. Река окаймляла всё подножье горы широкой лентой, уходящей вдаль, которую трудно окинуть взглядом. Слева от дороги стояло несколько небольших домиков, почти одинаковых и хорошо ухоженных. Перед ними открывалась панорама с большим деревянным мостом, ограждённым перилами и на крупных сваях. Так они доехали до города Петропавловска. Раньше, находясь рядом с Омском на юге Сибири, он был российской территорией. Позже его передали со всеми крупными железнодорожными узлами Казахстану. В то время это был крупный узловой центр железных дорог, куда сходились со всех сторон одиннадцать железнодорожных линий.