Юрий Чудинов - Порядок вещей

Стоило девушке повернуться к нему спиной, с явным намерением последовать за Лоренцо ди Креди, как Юрий метнулся вперед, но (увы и ах!) налетел на невидимую преграду, очень теплую по краям и чрезвычайно холодную в центре, о наличии которой уже догадывался. Более того, в момент касания перед ним материализовалась ледяная статуя: рост в рост, волос в волос похожая на него самого, впаянный в стекло, лицом к залу. Лед статуи сразу же стал мутнеть, превращаясь в сахаристо-белый мрамор. По стеклу побежали трещины пазов витражного орнамента.

«Так вот для чего мне понадобился наган!» – спохватился Смольников.

Первые три пули потратил впустую. Они увязли в витраже. Понял свою ошибку, и последующие четыре сделали свое дело: на месте торса статуи образовалась дыра, через которую, как крем из тюбика, Юрий выдавился в зал и, весь в поту, тяжело дыша, растянулся на полу. Последнее, что он увидел прежде, чем потерял сознание, были буквы имени, проплывшие в воздухе над головой: Франсуа Реньо. Буквы были яркие, зеленые, искрящиеся, как изумруды в колье Беатриче…

«Беатриче?! Откуда он знает это имя?..»

Росли две сосны, высокие и стройные, кронами переплетаясь высоко в небе. Взяли мы с Олегом и построили из них лестницу. Прибивая одну перекладину за другой, забирались все выше и выше, пока не оказались под самыми кронами. Там мы приколотили две опорные жердины, по три метра длиной, на них площадку навесили, скелет которой тут же, в воздухе, собрали из жердей потоньше. Настелили пол. Самым скучным занятием было таскать доски от заброшенной буровой вышки и поднимать их наверх. В полу мы сделали отверстие, закрывающееся крышкой: лаз. Снизу на крышке написано красной краской «рай», сверху – черной – «ад». Откроешь крышку, спустишься вниз, и ты в аду, поднимешься наверх – ты на небе. Соорудили крышу над головой. Жердями соединили углы крыши с углами площадки. Еще по парочке таких стропил пристроили по бокам. На них перила навесили на уровне пояса. Но прежде всего влезли на крышу и отпилили верхушки сосен, чтобы уменьшить общую парусность сооружения. А то ведь, при добром попутном ветре, избушка наша (на курьих ножках) могла бы запросто отправиться в кругосветку, на что мы вовсе и не рассчитывали. В общем, получился очень высокий дом, куда мы тотчас по завершении строительства и вселились, перетащив наверх свои спальники. Ну что за сказка! Ни одного комарика! В безветренную погоду, конечно, и здесь от них спасу нет, но сейчас, когда ветер покачивает верхушки сосен, воистину рай! Сидим себе на крыше да песенки поем. Под гитару. Дурачки, конечно. Но жизнь получила от этого некую специфическую окраску, не кажется больше нескончаемым ожиданием новой фазы.

Утром я сначала услышал голос, просто голос, вне времени и пространства, затем узнал в нем голос Игоря, потом до меня дошло, что Игорь пытается сыграть роль первых петухов, и, чтобы роль эта хоть как-то ему удалась, взобрался на площадку «рая» и голосит над самым ухом:

– Вставайте! Уже полседьмого! Эй! Едем мы или нет?

– Да-да, встаем, – пробормотал, лишь бы отделаться от него, Олег.

Я попытался сыграть в молчанку.

– Витя, вставай.

Игорь ненавязчиво потеребил чехол спального мешка. Пришлось открыть глаза:

– Да-да, конечно, встаем, встаем…

– Встаем, встаем, – подтвердил Олег и снова закрыл глаза.

Я сделал то же самое. Нет, все-таки какое это блаженство, утреннее балансирование меж пробуждением и сном!

Игорь решил, по-видимому, что разбудил нашу совесть, спустился вниз.

– Олег! – кричал он уже через минуту, поняв, что его обвели вокруг пальца. – Кашу я подогрел! Иди есть! Второй раз! Специально для тебя подогрел!

Олег пробормотал нечто невразумительное, а я подумал, нашел, чем соблазнять: кашей! Вот если бы… и не придумал, что бы заставило нас без огорчения покинуть спальники. Вспомнилось, что уснули мы часов в пять, когда запели птицы, и самая вредная из них, кукушка, завела свою шарманку. Не понимаю, почему в японской поэзии голос кукушки описывают с нескрываемым восхищением. Лишнее свидетельство того, что мы с японцами по-разному слышим одни и те же звуки. Но вернемся к ночному «брифингу». На протяжении ночи Олег, с одной стороны, рисовал мне радужные перспективы возвращения в цивильный мир, а с другой давил на психику: «У тебя сколько песен? Триста? И у меня – сто пятьдесят. И у Смольникова – двести. Даже больше. Итого – семьсот! Выберем сотню лучших. Запишем. Девять альбомов. Пока он не уничтожил последние наработки. Ты же знаешь, порядка двухсот стихотворений он как-то сжег. А они были в единственном экземпляре. По памяти восстановил штук пятнадцать». «Бзики случаются, но почему девять?» – спросил я. «Не по четыре же?» – сказал Олег, и я понял, что он не шутит. «То есть вам кажется, что Гераклит не прав?» – поинтересовался я. «Но это же совсем другая река! – возмутился Олег. – Заглавным будет трек «Ромислокас». Сохраним, таким образом, брэнд. А потом запишем то, что никто уже делать не может: вне стилей».

Мы стали перебирать в памяти композиции, которые могли бы составить с песней «Ромислокас» нечто концептуальное. Получалось мрачновато, но тут я вспомнил, что Геродот рассказывал об обычаях персов: «За вином они обсуждают самые важные дела. Решение, принятое на таком совещании, на следующий день хозяин дома, где они находятся, еще раз предлагает гостям (на утверждение) уже в трезвом виде. Если они и трезвыми одобряют это решение, то выполняют. И наоборот: решение, принятое трезвыми, они еще раз обсуждают во хмелю». Тут-то и «запела» кукушка…

– Витя, так мы едем или нет? – раздался голос Игоря над самым ухом.

– Конечно.

Я приподнялся на локтях, зевнул.

– Если не едем, тогда я пойду кататься на облазе.

– Крикунов встал?

– Нет. Но он встанет, если вы встанете.

– Надо вставать, – согласился я. – Иначе эта канитель затянется надолго.

– Может, не поедем, а? Перенесем работу на завтра? – В голосе Игоря послышались просительные нотки. – Как хотите… Вернее, как ты хочешь… – Он смутился, как школьница, и стал спускаться вниз.

День обещал быть солнечным. И как хорошо было бы покататься сейчас на выдолбленной из ствола дерева хантыйской лодке! (Обнаружили ее вчера, на берегу одного из ближайших озер). Лишь бы Витя не приставал со своей работой, – так думает Игорь. Наверняка. И ведь обидится, если поедем. А что делать? Надо. Именно потому, что погода солнечная. Кто его знает, что будет завтра?