Юрий Чудинов - Порядок вещей

– Изменилась она с тех пор здорово, – продолжал свой рассказ Юрий. – С альпинистами была в горах. Так вот, залезет там где-нибудь на скалу и замрет в позе, как манекенщица. Как-то на практике по гидрологии она наступила на гвоздь и поранила ногу. С ней был Виталий. Его позвали ребята, и он ушел с ними. Бросил, понимаешь? Одну, в поле, ночью. Это ее шокировало. Как так? Все вокруг на цыпочках ходят, а он! Как известно, ничто так не разжигает страсти, как явное выказанное пренебрежение. И самый лакомый кусок, поданный по первому требованию, теряет половину своей привлекательности. В общем, классика: любовь от противного. Чем это кончилось, ты знаешь. Виталий увлекся Катей, и Аня зависла в вакууме. Поняв, что ее бросили… ее! бросили… решила… в это трудно поверить, но… устроить прощальный фейерверк. Затратив уйму изобретательности, выиграла у Виталия желание. Спор был детский, но он попался. Вынужден был привести ее на наш концерт и исполнить со сцены вместе со мной пару песен. В конце первого отделения вызываю Виталия на сцену, и мы исполняем нормальный такой «медлячок». Дело, как говорится, святое, но… наша доблестная Агата Кристи пригласила туда еще и одного парня, который сох по ней на курсе…

– Прямо детектив какой-то…

– Ты слушай. Значит так, мы с Виталием поем, а этот кореш приглашает Анюту на танец. Следует отдать ей должное, танцевать она отказалась, просто ушла с ним из зала. По возвращении к столу Виталий узнает, что Анюта удалилась с другим кавалером. Ситуация повторилась с точностью до наоборот. Виталий, естественно, возвращался домой не по полю, и не с дыркой в ноге, а на такси. Но и это было бы простым плагиатом, если бы дома он не застал Катю. Вот где Анечка проявила себя, как истинный гроссмейстер. Катя была оповещена ею о свидании в клубе и пришла выяснять отношения. Чтоб исключить неожиданности, Аня подкараулила Виталия, прячась неподалеку от подъезда, и, когда он вошел в подъезд, позвонила ему, выдержав, естественно, соответствующую паузу. Виталий поднимает трубку, слышит голос Ани. Ни черта уже не соображая, верит всему, что она ему наплела. Кате врет, что говорит со мной. Но у Кати абсолютный слух, обострившийся к тому же по причине беременности. В общем, петля затягивается все туже. Развязка наступила внезапно. В начале конфликта в дверях возник дед Кати, досточтимый профессор Бурлай. Роль последнего во всей этой истории довольно смутная, но финал банален: старик сыграл в ящик.

– Как это?

– Умер.

– Послушай, а ты всерьез веришь, что Аня… ну… что это ее работа?..

– Я проводил расследование. С опросом свидетелей и так далее…

– Прямо детектив какой-то…

– А что тебя смущает?

– Не знаю. По-моему, втиснуть жизнь в рамки смонтированного из более-менее правдоподобных событий сюжета не означает разобраться, что случилось на самом деле. Нет, все правильно, без контура не обойтись… как в музыке – без мелодии… но жизнь – не искусство. Мне кажется, в своих построениях ты опирался на слишком узкую полоску чувств – ревность в разных ее проявлениях. Виталий, во всяком случае, этим не страдал.

– Думаешь?

– Да.

– Ну-у… не знаю, не знаю…

– Представь. Кто-то рассказывает тебе историю. Ключом к разгадке является банальная ревность. Ну, в общем, все то же, только рассказываешь не ты, а я тебе рассказываю. И от тебя зависит, верить мне или нет. Оснований для недоверия – никаких. И все же ты сомневаешься. Почему? Потому что рассказчика знаешь не хуже, чем тех людей, о которых идет речь в истории.

– Значит, ты мне не веришь?

– Ну почему же? Верю. Может быть, ты и прав. Но это маловероятно…

– Бей.

– Что-то я не пойму, кто из нас кого собирался бить.

– Бей! – толкает Виталия в плечо Жак.

Сцепившись за руки, как два борца, они начинают утаптывать песок посредине арены.

О наличии в цирке зрителя становится известно, когда Виталию удается провести бросок через бедро. Жак катится по песку, а на трибуне раздаются редкие хлопки:

– Давай-давай! Не подведи! Я поставил все деньги! – орет старик.

Жак вскакивает и хватает Виталия за рукав, как будто боится, что он вот-вот убежит:

– Свинья! Сейчас я затолкаю тебя в грязь! Подонок!

Виталий с трудом отталкивается от него:

– Ладно. Стань прямо.

Жак прикрывается рукой.

– Что же ты? Ты же сам просил, чтоб тебя ударили.

Жак безвольно опускает руки вдоль тела. Виталий наносит ему средней силы удар в челюсть. Жак пытается ответить, но Виталий отклоняется назад. Кулак задевает за подбородок, и со стороны может показаться, что удар достиг цели. С трибуны доносятся аплодисменты.

– Продолжай, – говорит Виталий, полностью открывшись.

– Не могу бить первым. Я плохо воспитан. Бей ты. Скотина!

– Пошел ты… знаешь куда?

Жак опять хватает Виталия за рукав, тащит к себе:

– Никуда ты не уйдешь! Хочешь, я затолкаю тебя в грязь?

От него исходит очень неприятный запах.

Высвободив руку, Виталий неторопливо идет к «воротам мертвых». Оказавшись в тени, он оборачивается. Жак стоит на коленях посредине арены. Он горько плачет, размазывая слезы по щекам.

Билеты в ночной кинозал обошлись нам недешево, но фильм того стоил. До сеанса оставалось какое-то время, и мы зашли в бар, чтобы выпить кофе. Перед нами заказывали кофе две нелепо раскрашенные, малосимпатичные особы. Я протирал платком запотевшие очки, когда одна из них сказала:

– Два кофе, больших. Но так, чтобы поменьше воды и побольше кофе – бешенный.

– Приготовьте мне коктейль из молока бешенной коровы, – сказал Юрий.

Девицы посмурнели, но, получая кофе, услышали, как Смольников повторяет барменше их текст, и заулыбались.

– Нам тоже два кофе, больших. И чтобы поменьше воды и побольше кофе – бешенный, – сказал Юрий.

– У нас осталось еще на коньяк и на пиво. Предлагаю прихватить все это с собой и распить в кинозале.

– Нормально.

– Кто бы сомневался.

– Ты хотел бы сейчас кому-нибудь позвонить?

– Да. В Акапулько.

– Это понятно. А здесь?

– Уж не Анечку ли ты грозишь потревожить?

– А что?

– Знаешь что? Считай, что я все это выдумал. Чтоб избавиться от размышлений о судьбах проекта. Ты что, с музыкой, в самом деле, решил завязывать?

– Все равно какое-то время не смогу сочинить ничего существенного.

Мы получили свой кофе и заняли места за столиком у окна, предварительно испросив разрешение у сидевшего там пожилого мужчины интеллигентной наружности.

– Да-да, пожалуйста, присаживайтесь, – обрадовался незнакомец, и его теплые то ли от выпитого спиртного, то ли от шизофрении глаза беспокойно забегали по нашим лицам.

Мне стало как-то не по себе. Пожалел, что сели с ним за один стол: