Юрий Чудинов - Порядок вещей

– Вот, пожалуйста, вам наглядный пример, – говорит девушка. – Постоянно хочет быть в центре внимания. Как только о нем забывают, начинает бояться, что исчезнет. А как напомнить о себе, если не очередной пакостью? Укусить, подложить свинью – это он может. Я причиняю боль, значит, я существую – вот принцип, которым он сейчас руководствуется.

– Слово «принцепс» – означает «первый в списке сенаторов», – говорит старик, ковыряясь в носу. – Слово за тобой, первый в списке.

– Пас, – глухо отвечает Жак.

– Чего-чего? – Старик зажимает нос в кулак, как морковку.

– Оглох? Пас! Па-ас!

– Вот как? Хм. Значит, пас? – Старик еще раз заглядывает в свои карты. – Нда-а, любопытно. Ну-ну. Тогда и мы, скажем, пас.

– Козырь пика, – говорит Жак.

– Он считает, что все мы, – продолжает девушка, – плоды его больного воображения. Силой сознания он материализовал свои мысли…

– Заткнись! – не выдерживает Жак.

– Почему? Я тебя слушала? Пусть и другие послушают.

– Мы здесь одни, понимаешь? – Жак обращается исключительно к Виталию. – Если это планета, то мы одни на целой планете. Я появился первым…

– Первый в списке сенаторов, Принцепс, – говорит старик. Мы слышали.

– Даже не помню, когда это было…

– Не дури, – старик сделал страшные глаза.

– Ты чего?! Чего вызверился?

– Дурак, – хихикает старик. – Я же видел, как ты подменил карты…

Жак заливается идиотским смехом.

– Пойдем, – говорит девушка. – Я больше не могу. Пойдем отсюда скорее!

– Ты поедешь с нами, или останешься пить? – довольно бесцеремонно спрашивает Аня.

– Почему «пить»? Надо отвезти инструменты.

– Тогда мы тебя дожидаться не будем.

– Подождите у выхода. Я сейчас подойду.

Через минуту Смольников присоединяется к нам на улице:

– Ну? Что скажете? Как концерт?

– Лучше, чем на CD. Думаю, публике понравилось. Прям как в прежние времена!

– Да. Нонсенс. Напоследок собрались нужные люди.

– Что ты имеешь в виду?

– Это был наш прощальный концерт. Своего рода похороны.

– Ничего себе! Почему?

– Еще Леонардо говорил, что звучащая струна лютни находит ответ и приводит в движение только подобную струну на другой лютне. Когда подобная взаимосвязь между музыкантами утрачена, им нечего делать вместе. К тому же «четверка» – критическое число, а мы уже выпустили четыре альбома.

– И что? Ты готов все бросить?

– Ладно, вот что. Я поговорю с ребятами. Они отвезут инструменты без меня. Подождите, хорошо? Я быстро…

Ближе и ближе скрипит песок под ногами Жака. Он не смотрит по сторонам, и кажется, вот-вот пройдет мимо, но в последний миг остановился:

– Думали, не замечу, да? Как мышки: ти-ти-ти…

– Не хотелось бы выслушивать завтра твои извинения, – предупреждает девушка.

– А что я сказал? Я ничего не сказал. Особенного…

– Ты пьян.

– Я стеклянен! Сквозь меня можно смотреть на луну. Как в телескоп. Знаете?

– Иди спать.

– Успокойся. Ничего я твоему кобелю не сделаю.

Руки Виталия сжимаются в кулаки.

– Просто нам нужно обсудить одну очень важную научную проблему, – невозмутимо заканчивает фразу Жак.

– Обсудите завтра.

– Некоторые вещи не могут ждать до утра.

– Не сходи с ума…

– Так! Все! Я тебя не слышу. Поняла? Его слышу, а тебя – нет. Тебя вообще здесь нет.

– Я есть, – говорит девушка. – А вот тебя здесь быть не должно. Иди спать. Так будет лучше.

– Лучше, хуже – об этом судить не тебе.

Взгляд Жака делается неподвижным, как у змеи.

– Ты по-до-нок, – проговаривает он необычайно низким голосом, и целый ворох углей и черного шлака вываливается у него изо рта.

Виталий вскакивает. Жак отталкивает девушку, которая пыталась встать у него на пути. Поигрывая тростью в отведенной чуть в сторону правой руке, приближается к Виталию:

– Ты, подонок! Бей! Чего смотришь? Струсил? Скотина!

Глаза пусты, как стены морга. Не осталось ни ушей, ни волос, ни носа – только узкое пространство с бровями и ртом. Туловища тоже нет – сплошная спина, которая, как будто сжимается, стремясь ускользнуть из-под взгляда. И ног нет. Есть только руки, но и они существуют как бы отдельно от тела.

Внезапно острие трости оказывается у самых глаз Виталия. Он едва успевает отбить трость рукой:

– Спятил?!

Отступив на два шага, Жак замахивается тростью и застывает в позе погонщика овец.

– Так, значит, драться не будешь? – доносится откуда-то из-под земли его голос.

Виталий не может заставить себя нанести удар.

– Ладно, – говорит он тихо. – Идем.

– Куда?

– Куда хочешь.

– Мне все равно, где втоптать твою паршивую рожу в грязь!

– Идем к цирку.

– Меня это устраивает.

Оба направляются к Колизею.

Расставшись с Аней, мы сошли с трамвая на остановке Петрашевского. Уже стемнело. На тротуарах то и дело попадались лужи. Будучи без очков, я следовал за Юрием.

– Как это ты решил жениться? – спросил его в спину.

– А что? Пора. Нужно принимать какое-то кардинальное решение. Но эта история, пожалуй, даже забавна…

Он приостановился, чтобы я поравнялся с ним и продолжил:

– Дело в том, что познакомился я с ней через одну мою старую приятельницу. Эту старую приятельницу я любил когда-то. Ничего такого – чистая, платоническая любовь. Так вот, однажды она выходит замуж. А через какое-то время, совсем недавно, решила женить и меня. И кандидатуру подыскала. Потом были настоящие смотрины. Прихожу – знакомят, честь по чести, оставляют одних. Она! – играет на рояле Шопена, я! – листаю иллюстрированные журналы, пью кофе – идиллия!

– Гм…

– А что? Девочка приятная. Тот минимум интеллектуальной среды, что ей требуется, я, естественно, обеспечу. Что еще?

– Да.

– Сделаю полноценного ребенка. И все дела. Это выход. Осточертели красавицы на день или на неделю, их постоянные заглядывания в рот. И за все ты должен платить! Они только этого и ждут. И никакой отдачи! Несколько мгновений наслаждения и все. А она мне создаст уют, обставит жизнь как нужно. Правильно?

– Еще бы.

– Во всяком случае, надежно. Судя по тому, что плавает на поверхности, это наилучший вариант. Ты помнишь Анечку на первом курсе?

– Смутно.

– Это была не девочка, а ангел какой-то. Все смотрели ей вслед. У нее были во-от такие глаза. А теперь что? Они куда-то исчезли. Взгляды мужские их стерли, что ли? У нее был роман с Виталием на первом курсе…

Я вспомнил разговор в метро накануне концерта. Аня вела себя как-то странно. Она спросила, хорошо ли я знал Виталия, и, если знал, то какого я о нем мнения. Знать-то знал, сказал я, но, к сожалению, лишь по ощущениям, которые складываются о человеке из мимолетных ассоциаций. Мое мнение немногого стоит. В общем, я уклонился от прямого ответа. Тогда Аня сказала, что однажды бросила институт из-за несчастной любви и уехала на какое-то время домой. «Уж не Виталий ли был тому причиной?» – подумал я.